Ю Откупщиков - К истокам слова. Рассказы о науке этимологии

На примере французского слова août мы видели, как неузнаваемо может измениться звуковой облик слова [аугýстус] → [у]. Конечно, не во всех случаях эти изменения приводят к столь же радикальным результатам. Рассмотрим один из примеров фонетических изменений, относящийся к истории русского языка.

Слово мех в этимологических словарях обычно сопоставляется с латышским maiss [мáис] ‘мешок’. На современном уровне развития русского и латышского языка общим у этих слов является только начальное м -, причём даже количество букв в сравниваемых словах оказывается неодинаковым. Но попробуем, выявляя отдельные звенья фонетических изменений, восстановить наиболее древнюю форму каждого из сравниваемых слов.

Ещё совсем недавно — до 1918 года — в русском слове мех было не три, а четыре буквы, причём одна из них писалась не так, как сейчас: мhхъ . Наличие буквы «ять» в этом слове говорит о том, что здесь когда-то был долгий гласный или же дифтонг оi или ai , который в русском языке давал в конечном счёте h (см. таблицу фонетических соответствий). В латышском слове сочетание ai тоже может отражать более древнее oi или ai . Данные других родственных языков говорят о том, что русское h и латышское ai в словах мhхъ и maiss восходят к более древнему oi . Таким образом, начальная часть сравниваемых слов ( мh - и mai -) после восстановления их древнейшей формы оказалась одинаковой. О том, что балтийское (то есть литовское, латышское или древне-прусское) s может соответствовать славянскому ch [x], выше уже говорилось (см. примеры на #стр112). Следовательно, русское мhх - и латышское mais - полностью соответствуют друг другу.

Но как быть с конечным — ъ (русский язык) и вторым s (латышский язык)? Не может же редуцированный (то есть очень краткий) гласный ъ («ер») соответствовать согласному s ! И здесь нам опять приходится восстанавливать промежуточные звенья происшедших фонетических изменений.

В древнем индоевропейском языке многие существительные и прилагательные мужского рода вмели окончание — os [-ос]. Это окончание сохранилось без изменении в древнегреческом языке: dom-os [дóмос] ‘дом’, ne(v)-os [нéвос] ‘новый’. В латинском языке древнее окончание — os изменилось в — us [-ус]: dom-us [дóмус], nov-us [нóвус]. В древнеиндийском и в литовском языке это же — as изменилось в — as: nav-as [нáвас] ‘новый’.

Латышский язык очень близок к литовскому. Но в словах рассматриваемого типа между этими языками можно обнаружить существенную разницу: литовскому окончанию — as будет, как правило, соответствовать латышское — s (с-выпадением гласного а). Например:

В славянских языках древнее окончание — os подверглось наиболее значительным изменениям. Гласный о редуцировался (сократился) в ъ , а конечное s вообще исчезло. Позднее перестал произноситься и гласный ъ в конце слова, но следы этого произношения ещё долго сохранялись на письме. Лишь в 1918 г. в русском языке упразднили написание буквы ъ в конце слова.

Подытожив результаты сравнения, мы можем составить следующую схему, которая будет отражать фонетическую судьбу индоевропейского окончания — os в ряде родственных языков:

Таким образом, конечное — ъ в слове мhх-ъ , как и конечное — s в латышском mais-s , — это следствие различных по своему характеру фонетических изменений, происшедших в одном и том же по своему происхождению окончании — os . В результате оказывается, что русское мhхъ и латышское maiss полностью совпадают между собой, восходя к одной и той же исходной форме *moisos . И это удалось установить лишь благодаря постепенной — этап за этапом — реконструкции древнейшего фонетического облика каждого из сопоставляемых слов.

Но не только фонетический анализ требует восстановления утраченных промежуточных звеньев при изучении истории слова. Такие же переходные «мостики» приходится реконструировать и при анализе словообразовательных процессов.

Особенно много вопросами восстановления промежуточных словообразовательных звеньев занимается известный русский этимолог Н. М. Шанский. Давайте рассмотрим один из его примеров, который в одно и то же время отличается как исключительной простотой, так и безусловной убедительностью.

Этот пример касается происхождения слова беличий . Едва ли кто-нибудь сомневается в том, что слово беличий образовано от белка , а самое название этого зверька связано с прилагательным белый . Как ни очевидно это объяснение, на самом деле оно неправильно, вернее, не совсем правильно. Слово белка , действительно, в конечном счёте происходит от прилагательного бел(ый).

В памятниках древнерусской письменности часто встречаются слова вhверица и вhкша ‘белка’. От сочетания бhла вhверица ‘белая белка’ и произошло слово бhла , а затем — бhлка (редкая белая порода белок ценилась особенно высоко).

Но вот прилагательное беличий , как это ни странно, образовано не от существительного белка . Дело в том, что одушевлённые существительные мужского рода на — ок и женского рода на — ка образуют прилагательные не на — ичий , а на — очий :

сур-ок — сур-очий

пасын-ок — пасын-очий

гал-ка — гал-очий

русал-ка ‑ русал-очий

Поэтому и прилагательное, образованное от белка , должно было бы иметь форму белочий , а не беличий . В то же время прилагательные на — ичий образуются в русском языке от существительных на — ик (мужской род) и — ица (женский род):

сусл-ик — сулс-ичий

плотн-ик — плотн-ичий

дев-ца — дев-ичий

пт-ица — пт-ичий

Следовательно, прилагательное беличий было образовано не от белка , а от белица . И действительно, в памятниках древнерусской письменности было обнаружено слово бhли-ца ‘белка’, образованное от существительного бhла так же, как девица было образовано от дhва . Возможно, что суффикс — ица был присоединён к слову бhла под влиянием других древнерусских названий белки: вhвер-ица, вhкш-ица .