Ю Откупщиков - К истокам слова. Рассказы о науке этимологии

Если где-нибудь в Лейпциге или в Вильнюсе зайти в магазин и спросить у продавца что-нибудь вроде: «У вас есть цветная фотоплёнка?», то продавец, немного говорящий по-русски, почти наверняка ответит: «Да, мы имеем» или «Нет, мы не имеем» — вместо обычного для русского языка «У нас есть» или «У нас нет». Что же здесь произошло? С одной стороны, вроде бы, все слова русские и формы употреблены правильные, а вот сказано как-то не совсем по-русски. Все дело здесь в том, что продавец, недостаточно хорошо знающий русский язык, даёт в своём ответе буквальный перевод на русский язык предложений с конструкциями, обычными для его родного языка. Русское «У нас есть» по-немецки может быть выражено словами wir haben [вир хáбен], а по-литовски — mes turime [мяс тýримя] ‘мы имеем’. Давая дословный перевод этих выражений, продавец тем самым делает синтаксическую кальку, копируя конструкцию своего родного языка.

Именно эта особенность лежит в основе всякого калькирования, которое предполагает, как правило, наличие двуязычия у автора кальки. Питательной средой, послужившей источником проникновения в русский язык значительного числа калек немецкого и французского происхождения, явились многочисленные случаи русско-немецкого двуязычия в Петровскую и послепетровскую эпоху, а также русско-французское двуязычие, широко распространённое среди русского дворянства в XVIII–XIX веках.

Естественно, что и степень владения неродным языком, и языковое чутьё у авторов калек могут оказаться на недостаточно высоком уровне. Это нередко приводит к созданию неудачных, а порой и просто ошибочных калек. В одних случаях эти кальки-ошибки исчезают из языка, а в других, несмотря ни на что, благополучно продолжают своё существование.

В памятниках древнерусской письменности неоднократно упоминаются лежагы морьскыя. Параллельные греческие тексты в соответствующих местах говорят о китах. Древнерусские переводчики греческое слово kētos [кúтос] этимологически связали с глаголом keitai [кúте] [105] Древнегреческое ē [е:] и ei [эй] в средне- и новогреческом произносятся одинаково, как [и]. ‘лежит’. Таким образом и возникла ошибочная калька: лежага .

Не повезло в этом отношении и литовскому ‘киту’. Калькируя немецкое слово Walfisch [вáлфиш] с буквальным значением ‘кит-рыба’, литовцы связали немецкое Wal - с Welle [вéле] ‘волна’ или wallen [вáлен] ‘волноваться (о море)’ и образовали кальку bangžuvė [бáнгжуве:] — к banga [бáнга] ‘волна’ и žuvis [жувúс] ‘рыба’.

Не нужно, однако, думать, что ошибочные кальки встречаются только в древние времена. Вспомните, например, слова Фамусова, обращенные к Чацкому (А. С. Грибоедов. «Горе от ума»): «Любезнейший, ты не в своей тарелке». Выражение не в своей тарелке представляет собой буквальный перевод с французского, где, однако, слова iln’est pas dans son assiette [иль не па дан сон асьéт] означают: ‘он не в (своём) настроении’, ‘он не в духе’.

Что же общего между этими словами и фразеологизмом не в своей тарелке ? Всё дело здесь в том, что франц. assiette имеет два разных значения: ‘положение; расположение (духа)’ и… ‘тарелка’. Следовательно, перевод французского выражения просто неверен. Но «слово что воробей, вылетит — не поймаешь». Выражение быть не в своей тарелке прочно вошло в русский язык, причём особенности его буквального русского смысла привели к тому, что оно всё чаще начинает употребляться отнюдь не в значении ‘быть не в духе’. Так, совсем недавно один писатель-юморист, впервые выступая по телевидению, заявил, что он привык обращаться к своей аудитории через книги, а здесь, в студии, он чувствует себя не в своей тарелке . При этом писатель мило улыбался, всем своим видом показывая, что он в прекрасном расположении духа. А выражение быть не в своей тарелке в данной ситуации примерно означало: ‘быть не в своей привычной стихии’, ‘чувствовать себя стеснительно в необычной обстановке’.

Немало новых калек было в своё время предложено пуристами, боровшимися против проникновения иноязычной лексики в русский язык. Поскольку калька заимствует лишь семантическую и словообразовательную структуру чужеземного слова, сторонники «чистоты» русского языка считали это меньшим злом, чем непосредственное заимствование. Однако среди калек, предложенных пуристами, оказалось большое количество столь неудачных, что они не привились в языке. Так, например, попытка Шишкова ввести в русский язык «слово» тихогромы , копировавшее итальянское fortepiano [фортепьяно] — от forte ‘громко’ и piano ‘тихо’, привела лишь к насмешкам над автром этой кальки. Не вошли в русский язык и такие предлагавшиеся в разное время кальки, как себятник ‘эгоист’, любомудрие ‘философия’, предзнание ‘прогноз’, книжница ‘библиотека’, побудка ‘инстинкт’, рожекорча ‘гримаса’ и др.

Печальный опыт пуристов доказывает, что языку нельзя искусственно навязывать те или иные способы пополнения его лексического запаса и, кроме того, что при калькировании слов необходимо иметь тонкое языковое чутьё, знать меру и, конечно, обладать чувством юмора.

Когда между двумя языками устанавливаются особенно тесные контакты, иногда возникают целые «волны» лексических заимствований. Поскольку кальки также представляют собой определённый тип заимствования, нередко случалось, что в эпохи массовых «нашествий» иноземной лексики одно и то же слово одновременно и заимствовалось, и калькировалось. В результате возникли дублеты, которые или оставались в языке как синонимы, или расходились в своих значениях, или, наконец, одно из этих слов устранялось из языка. Подобные дублеты могли возникать также в результате заимствования и калькирования, относящихся к разному времени.

Как известно, в старославянский и древнерусский языки проникло большое количество слов греческого происхождения. Немало мы можем встретить здесь и дублетов, сохранившихся (отчасти и от более позднего времени) в современном русском языке. Приводим небольшой их перечень.

Самый процесс калькирования в этих случаях можно проиллюстрировать на примере слов метаморфоза и аморфный . Греч, morphē [морфé:] ‘форма, образ’, переведено как — образ -, meta - [мета-] — как пре - отрицательная частица а (в аморфный ) — как без -.

Любопытной является пара пневматический — духовный . Греческое слово pneuma [пнéума] ‘дуновение, веяние, дыхание’ обладало также абстрактным значением ‘дух’, а образованное от него прилагательное pneumatikos [пнеуматикóс] могло иметь три довольно далёких друг от друга значения: ‘воздушный’, ‘дыхательный’ и ‘духовный’ [106] Кстати, русские слова воз-дух, дых-ание и дух также образованы от вариантов одного корня. .