Виктор Шкловский - Заметки о прозе Пушкина
- Название:Заметки о прозе Пушкина
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1937
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Виктор Шкловский - Заметки о прозе Пушкина краткое содержание
«… Последние издания сочинений Пушкина дают нам сводку всего того нового, что сделано в расшифровке пушкинских текстов.
Нового сделано много, в частности иначе сейчас выглядит пушкинская проза.
Появление черновиков и планов, тщательная расшифровка набросков неосуществленных вещей позволяют нам увидеть прозу Пушкина в процессе ее развития.
К сожалению, новые издания не вызвали ряда теоретических статей, которых они заслуживают. <…>
Я попытаюсь в своей работе показать пушкинскую прозу.
Работа моя ничего не исчерпает.
Я не удивлюсь, если в ней будут ошибки.
Мне грустно видеть так мало писателей вокруг имени Пушкина. …»
Заметки о прозе Пушкина - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В статье о «Капитанской дочке» и «Дубровском» (статья еще не напечатана) П. Калецкий показал, что «Дубровский» и «Капитанская дочка» не соседят, а как бы взаимно исключают друг друга. Это разные решения одной и той же коллизии.
«Капитанской дочкой» Пушкин как бы зачеркнул «Дубровского».
Вступление к главам о «Капитанской дочке»
Пушкин по-разному относился к своей неволе. Иногда он писал:
Забыв и рощу и свободу,
Невольный чижик надо мной
Зерно клюет и брызжет воду,
И песнью тешится живой.
Но не выходила «живая песнь».
Пушкин не сдавался никогда, хотя ему приходилось думать о сумасшествии как об избавлении.
Не дай мне бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то чтоб разумом моим
Я дорожил; не то чтоб с ним
Расстаться был не рад:
Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в темный лес!
Я пел бы в пламенном бреду,
Я забывался бы в чаду
Нестройных чудных грез.
Страшно не безумие, страшно то, что безумие не дает свободы.
Да вот беда: сойди с ума
И страшен будешь, как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решетку как зверька
Дразнить тебя придут.
Отъезд в деревню не удавался.
Сумасшествие не могло спасти.
Осталась смерть.
И в виде удачи – ссылка.
О сумасшествии, как об исходе, писал Пушкин и в еще не опубликованных черновиках «Домика в Коломне».
Был еще другой, внутренний исход, едва ли не самый трудный.
Он состоял в том, что нужно было принять Пугачева в историю.
В упомянутой выше книге Мельгумова – Кенига авторы оправдывают Пушкина в том, что он написал «Историю Пугачевского бунта». Обвинения были выдвинуты в 1835г. в т. X «Библиотекой для чтения».
Вот что пишет рецензент об «Истории»: «…самое событие, – бунт обольщенной и пьяной черни в отдаленной провинции, продолжавшийся несколько месяцев, не имевший никакого влияния на общую судьбу государства, ни в чем не изменивший хода ни внешней ни внутренней политики, не может быть предметом настоящей Истории, и, в крайнем случае, составляет только ее печальную страницу, которой, по-несчастию, мы не в праве вырвать, но которую властны перекинуть при чтении, не расторгнув тем связи повествования о целой эпохе, не расстроив в мысли ряда блестящих и утешительных событий, образующих истинную, прагматическую историю того времени».
Вот что на это возражают Кениг – Мельгунов:
«Появление этого сочинении осуждали не совсем справедливо: Пугачев не был простым разбойником и в политическом отношении есть явление замечательное» («Очерки русской литературы», стр. 110).
Мы видим, что самый выбор темы, к которой подошел Пушкин, был для его времени опасным, нетерпимым.
Пушкин не разоружался.
Выданный своим окружением, он сохраняет творческую свободу, говорит меньше того, что его заставляют, и в то же время полностью говорит то, что хочет.
Пушкин в это время сам часто изображал себя смирившимся и осторожным.
Обезоруженным.
В отрывке «Цезарь путешествовал» Петроний, ожидающий гибели, говорит своему другу-поэту:
«Анакреон уверяет, что Тартар его ужасает, но не верю ему – так же как не верю трусости Горация. Вы знаете оду его?
Кто из богов мне возратил
Того, с кем первые походы
И браней ужас я делил,
Когда за призраком свободы
Нас Брут отчаянный водил?…
… Ты помнишь час ужасной битвы,
Когда я, трепетный квирит.
Бежал, нечестно брося щит,
Творя обеты и молитвы?
Как я боялся! Как бежал!
Но Эрмий сам внезапной тучей
Меня покрыл и вдаль умчал
И спас от смерти неминучей…
. . . . . . . . . . . .
Хитрый стихотворец хотел рассмешить Августа и Мецената своею трусостию, чтоб не напомнить им о сподвижнике Кассия и Брута. Воля ваша, нахожу более искренности в его восклицании:
«Красно и сладостно паденье за отчизну!»
Щит не был брошен.
О «Капитанской дочке»
Повторяю, тема дворянина-разбойника появилась не у Пушкина. Ново в «Дубровском» то, что дворянин-разбойник лишается своего поместья, так сказать, деклассируется.
Дворянин-разбойник у Бегичева искоренять ябеду приходит из своего поместья со своей дворней.
Дубровский начинает с того, что он уходит из своего поместья, теряет его.
Но окончательный разрыв Дубровского с его обществом вызван не столько его решением сжечь свой дом, т. е. лишить своего врага части неправильно отнятого имущества, сколько решением Архипа – кузнеца сжечь в этом доме приказных.
Кузнец, как, вероятно, помнит читатель, имеет свой облик, свои поступки. Он запирает приказных и спасает кошку с опасностью для жизни.
Он – новый голос, появившийся в крестьянской толпе, ее герой.
В «Дубровском» дано столкновение с приказными. Дубровский убивает офицера, но после этого распускает шайку.
Капитан Копейкин, пишущий письмо государю, как будто идет дальше в обобщении целей своего бунта.
Перед «Дубровским» Пушкин составил план романа, действие которого происходило на Кавказских водах. В романе описывался дворянин-разбойник. Пушкин дал ему фамилию Якубович.
У дворянина был друг – кунак. Якубович вел двойную жизнь.
Этот план ближе всего к традиции разбойничьего романа.
Ход пушкинской работы ведет нас от этой повести о кавказском разбойнике к «Дубровскому» и потом к «Капитанской дочке».
Мы присутствуем при нарастании серьезности конфликта, положенного в основание повестей.
Планы продолжения «Арапа Петра Великого», к которому в том или ином виде собирался вернуться все время Пушкин, тоже как-то связаны с темой восстания.
В 1831 г. произошло большое восстание военных поселян в Новгородской губернии.
Двинуть войска против восставших было очень трудно.
Сущность восстания Пушкин формулировал в письме к Вяземскому: «действовали мужики, которым полки выдали своих начальников» (3 августа 1831 г. Переписка, т. II, стр. 296).
На приеме в Царском Селе царь сказал дворянам:
«Я должен сказать вам, господа, что положение дел весьма нехорошо, подобно времени бывшей французской революции».
Выезд царя к восставшим был не очень благополучен, ему пришлось есть у них хлеб-соль, чтобы обеспечить себе отступление.
В 1831 г. Пушкин записывает о восстании в своем дневнике:
«Доныне государь, обладающий даром слова, говорил один; но может найтиться в толпе голос для возражения. Таковые разговоры неприличны, а прения площадные превращаются тотчас в рев и вой голодного зверя» (Пушкин, т. VI, стр. 382).
Пушкин думал о том голосе, который выделится из шума толпы, о вожде толпы.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: