Людмила Кайда - Эссе: стилистический портрет

Автор по своему усмотрению может изменить эссеистическую тональность текста и придать ей публицистическую целенаправленность для создания эффекта убеждения. Наблюдаем это, исследуя стилистическую тональность концовки текста. Прием, как показывает наш опыт, очень эффектный, но не замечаемый исследователями.

Сама природа жанра подталкивает авторов эссе говорить о так называемых вечных ценностях. Не просто говорить, перечисляя их через запятую, со знаком плюс или минус, а размышлять о них, давать им свою оценку. М. Монтень уже тогда считал, что «надо судить о человеке по качествам его, а не по нарядам» [170] Монтень М. О существующем среди нас неравенстве. Указ. изд. Т. 1. С. 280. (сравните: «Не место красит человека.», или «Встречают по одежке, а провожают по уму»). Спустя века осмыслению подвергаются те же проблемы на фактах современного бытия.

Еще раз сравним однотемные тексты. В эссе А. Макарова «Чем богатые отличаются от бедных?» («Известия», 16 августа 2006 г.) заголовок дает направление ходу мыслей автора. А поводом для его эссеистических размышлений послужил «некий полугламурный журнальчик», где его редактор - «молодая дама» - призналась в редакционной колонке с «последней прямотой»: «Не люблю бедных!»

Перед читателем предстает сущностный для эссе круговорот мыслей об «аффектированной любви к богатым», о заискивании перед богатыми, которое сделалось расхожей манерой поведения. О том, что «скромных возможностей так же глупо стыдиться, как безграничными возможностями - хвастаться». Об «эстетике новорусской роскоши». И наконец, о том, что «вся наша кипучая действительность сориентирована на богатых», а «.у пресловутой политкорректности, над которой теперь посмеиваются, есть еще и социальный аспект. В странах, которые у нас вот уж и впрямь завистливо именуются цивилизованными, не принято кичиться богатством, подчеркивать свой достаток, презирать бедных».

И как и в эссе Монтеня на аналогичную тему («О существующем среди нас неравенстве»), ссылки на мнения других людей, на опыт понимания вечной проблемы бедности и богатства. В этом контексте «паутины размышлений» - и мнение Габриэля Гарсиа Маркеса (он считал себя бедным человеком, «у которого есть деньги»), и ответ Э. Хемингуэя американскому писателю Скотту Фитцжеральду (богатые - особые люди, «у них денег больше»). И конечно, собственный опыт автора эссе и его известных и неизвестных современников.

Душа радуется: эссе! Но. концовка. Последний аккорд разрушает впечатление эссе- истической гармонии и переводит текст в совсем другую - в публицистическую тональность. Концовка в крыловском стиле «мораль сей басни такова»: «.генетическая бедность не означает ни скаредности, ни подобострастия, а лишь четкое понимание, сколько и за что мы платим. И можем заплатить».

Вот эта открыто выраженная позиция авторского «я», свойственная документальной газетной публицистике, ворвавшись в эссе, и является самой характерной дефиницией трансформации жанра. Надолго ли? У меня пока нет ответа.

Жизнь «сквозных» тем в эссеистике поддерживается их научным освоением и естественной адаптацией к новым условиям их существования. Вот как это произошло с понятиями «стыд» и «страх». Сравним несколько текстов, тоже написанных в разные эпохи и в разных культурах. Публицистическая статья о стыде и совести И. Петровской «Стыд - двигатель прогресса?» («Известия», 6 мая 2006) и классические эссе М. Монтеня «О совести» [171] Монтень М. Указ. изд. Т. 2. С. 39-42. и «О свободе совести» [172] Там же. С. 374-379. . Временная разница - 427 лет.

Исследуя роль понятий «стыд» и «страх» в механизме культуры, Ю.М. Лотман раскрывает зависимость между сферами стыда и страха и выделяет три этапа в их историческом соотношении [173] См.: Лотман Ю.М. О семиотике понятий «стыд» и «страх» в механизме культуры // Семиосфера. СПб., 2004. С. 664-666. . Например, на третьем этапе, когда «регулирование стыдом начинает восприниматься как показатель высшей организации», возникают разные типы поведения. И в семиотике «особое культурное значение приобретают описания поведений, воспринимаемых как «бесстрашное» или «бесстыдное». Взаимозаменяемость отношений между «стыдом» и «страхом» «как психологическими механизмами культуры» позволяли строить типологические описания этих отношений с «поправкой» на время и национальные особенности, сложившиеся в разных обществах».

Фактор «регуляции стыдом» или «регуляции страхом», по Ю.М. Лотману, - переменная величина. И тем интереснее сравнить обыгрывание этих понятий в эссеистике. Культурологическая общность эссеистических текстов воспринимается как само собой разумеющееся: эссе - жанр универсальный. И особенно впечатляет то, что в проанализированных текстах использован одинаковый эссеистический ход. А именно - постоянная смена ролей: автор - гражданин, личность, философ, историк, нравственный судья и т. д.

Авторское «я» в такого рода текстах многоликое и объемное. Конечно, есть и различия. В классическом эссе философия - на абстрактном уровне (мысли автора о стыде как категории сознания, подкрепленные историческими фактами, например взглядами императора Юлиана Отступника и других французских королей). В рассуждениях И. Петровской понятия «стыд», «совесть» - только ее личная оценка состояния дел на современном российском телевидении, основанная на совпадающих с опытом других конкретных явлениях и поступках («устыдился и отказался от программы»; «неизменный и желаннейший герой ТВ, которое вместе с ним тоже забыло стыд.», «стыдно делать халтуру, стыдно нарушать правила хорошего тона» и т. д.).

Заголовок в вопросительной форме вовлекает читателя в со-размышления. Размышления самого автора вращаются вокруг понятия «стыд», и в подтексте эссеистически корректируются понятием «совесть», хотя в эксплицитном плане текста здесь этого понятия нет.

И снова кажется, что есть все, свойственное эссе, хотя автор, может быть, и не задумывался над жанром написанного: оригинальность и кружение мысли, образность языка, ассоциативные сравнения, сопоставления опыта и т. д. Эссеистическая тональность, помимо воли автора, заставляет в какой-то момент отойти от конкретики, присущей статье, где все герои узнаваемы, а ситуации известны, где упомянуты события, происходившие на глазах читателя, где все аргументировано и логически изложено. Но из статьи все-таки не может прорасти эссе. Получился стилистически хорошо написанный жанровый гибрид, в котором сплетены эссеистическое авторское «я» и разнообразные композиционно-речевые приемы с открытой публицистической позицией.

После всего сказанного может возникнуть логичный вопрос как у университетского профессора, так и у читателя: можно линаучить(ся) писать эссе? Вопрос, как говорится, «на засыпку». Но ведь проблема существует, и затрагивает она не только спектр гуманитарных наук, но и всю систему массовых коммуникаций. Дидактическая литература об эссе - русская и зарубежная - пронизана не творческим, а скорее деловым подходом, чем-то вроде «скорой помощи» в развитии навыков эссеистического письма.