Г. Коган - Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования

Воздействие речи Достоевского на Короленко было очень сильным. Влившись в общий поток народолюбивых настроений, эта речь утвердила Короленко в стремлении отдать свою жизнь борьбе за " наступление этого пришествия ".

Высказывания Короленко о Достоевском как о писателе, о его художественном методе, о его произведениях немногочисленны, отрывочны. Воссоздать по ним понимание Короленко творчества Достоевского нелегко. Но в своем большинстве они носят принципиальный характер, органически связаны с концепцией искусства Короленко, а также его мировоззрением в целом.

Для Короленко, разумеется, ни в малейшей мере не подлежала сомнению значительность дарования Достоевского и оставленного им наследства.

В статье, посвященной 50-летию Литературного фонда (1909), опровергая " басню ", сочиненную князем Мещерским, будто фонд отказал Достоевскому в пособии, Короленко писал:

" Достоевскому не только не было отказано ни в одной его просьбе <���…> Комитет, ввиду серьезности обстоятельств и исключительных заслуг "нелиберального" писателя, взял на себя ответственность нарушить устав: по уставу, члены комитета сами не могут пользоваться пособиями ни в какой форме, а Достоевский был тогда членом комитета и секретарем его ".

" Конечно , — заключал Короленко, — это одно из тех "нарушений", которые история фонда ему в вину не поставит " [1781].

В 1910 г. к Короленко, уже всемирно известному писателю, обратились за разрешением опубликовать его " жизнеописание " для детей. Он ответил: " …Едва ли уместно делать жизнеописание Короленка предметом детской книги ", когда нет " таких жизнеописаний Тургенева, Достоевского, Чехова. Из живущих Толстого <���…> Мне кажется , — заявил он, — при таких условиях "жизнеописание Короленка" для детской литературы было бы некоторым нарушением перспективы " [1782].

Отношение к Достоевскому здесь выражено не только закономерным помещением его имени среди имен первостепенных русских художников, но и признанием его жизнеописания достойным предметом книги для детей.

Имя Достоевского встречается и в рекомендациях чтения, которые давал Короленко начинающим писателям из народа, в ряду имен " лучших писателей ", русских (Гоголь, Пушкин, Лермонтов, Грибоедов, Тургенев, Гончаров) и иностранных (Шекспир, Шиллер, Гете, Байрон, Сервантес, Свифт) [1783].

Насколько высоко Короленко оценивал творчество Достоевского, свидетельствует черновой вариант статьи о Л. Н. Толстом (1908).

Короленко писал:

" …Мы, русские, можем действительно считать себя если не счастливыми (это слово теперь звучит странно), то гордыми тем, что наша родина дала всемирной литературе двух таких писателей, как И. С. Тургенев и Л. Н. Толстой, — можно прибавить и третье имя — Достоевский " [1784].

Мы видим, значение Достоевского как величины первостепенной оценивается Короленко не только в пределах отечественной, но и в широких масштабах всемирной литературы.

Однако для Короленко была столь же несомненной и противоречивость творчества великого писателя, сочетание в его произведениях выдающихся достижений и сторон, вызывающих чувство глубокого неудовлетворения.

Так, в одной неопубликованной критической заметке Короленко прямо выражал намерение говорить не только о том, за что он ценит произведения Достоевского, но и о том, чего он в них не приемлет.

" — Как, — замечал Короленко его воображаемый читатель, — вы решаетесь отрицать художественные достоинства у Достоевского?

— Нет, я хочу только сказать, что у него, при крупных достоинствах, есть и очень крупные недостатки " [1785].

Поводом для наиболее развернутого высказывания о Достоевском послужило для Короленко второе издание повестей и рассказов М. Н. Альбова [1786], которого он признал одним из " сильных и талантливых подражателей " Достоевского.

В архиве писателя сохранились два наброска " критического этюда " об Альбове, предназначавшегося для журнала "Северный вестник". Хотя Короленко был увлечен работой (" Кажется выйдет интересно и не лишено оригинальности <���…> работается порядочно ", — писал он жене 4 августа 1887 г. [1787], статья осталась незаконченной. Первый набросок не опубликован. Хотя он менее завершен и менее обработан, чем второй, он содержит ряд четких формулировок и многое проясняет в ходе мыслей писателя [1788]. Второй вошел в книгу "В. Г. Короленко о литературе" (М., 1957. — С. 304-312).

В 80-е годы, вернувшись из ссылки после 10 лет скитаний, Короленко серьезно размышлял над теоретическими вопросами искусства, и в частности, — о задачах искусства в период общественной реакции. Вероятно, поэтому он не прошел мимо сборника произведений, которые показались ему для литературы 80-х годов типичными. Поэтому же он оценку рассказов Альбова стремится дать в свете своего понимания общественной роли искусства и выяснения своего отношения к Достоевскому.

Отправным положением " этюда " является утверждение, что чтение Достоевского приносит " мало наслаждения и много страдания ". Это обстоятельство расценивается Короленко как " признак не художественных достоинств, а художественных недостатков " [1789].

Короленко ссылается на одного " большого поклонника " Достоевского, который всегда со страхом принимался за новое его произведение и признавался, что при чтении ему " хочется кончить поскорее, чтобы освободиться от этих ужасов, изображенных с такой силой, хочется выйти на свежий воздух, поскорее вздохнуть и разобраться. Наконец, просто хочется освободиться поскорее от головной боли, которая, право, почти всегда следует за этим чтением " [1790].

Нельзя не заметить, что переживания этого " поклонника " Достоевского весьма напоминают ощущение, которое испытывал при чтении его произведений Г. И. Успенский и которое он так образно передал в беседе с Короленко.

" …Знаете ли… — говорил Успенский Короленко, — иногда едешь в поезде… И задремлешь… И вдруг чувствуешь, что господин, сидевший против тебя… самый обыкновенный господин… даже с добрым лицом… И вдруг тянется к тебе рукой… и прямо… прямо за горло хочет схватить… или что-то сделать над тобой… И не можешь никак двинуться.

Он говорил это так выразительно , — вспоминает Короленко, — и так глядел своими большими глазами, что я, как бы под внушением, сам почувствовал легкие веяния этого кошмара и должен был согласиться, что это описание очень близко и ощущению, которое испытываешь порой при чтении Достоевского " [1791].

Подтверждением того, что Короленко сам разделял подобные ощущения, служит также выражение " мучительный талант ", которое, вольно или невольно перефразируя название известной статьи Н. К. Михайловского ("Жестокий талант"), он неоднажды употреблял, говоря о Достоевском.