Вильгельм Гумбольдт - Язык и философия культуры

Состоящая из конечных сил природа способна создать из них бесконечность. По ее законам смертное существо, прежде чем уйти из жизни или утратить жизненные способности, оставляет вместо себя потомство, так что, хотя отдельное и изменяется, целое продолжает оставаться нерушимым единством. Забота о продолжении рода, вопреки преходящему бытию индивидуумов, — это первое явление, которое предстает перед нами при самом общем взгляде на природу в целом. Однако природа не ограничивается продолжением как таковым, устремляясь к более высоким целям. В отдельном существе совершенство возникает не сразу, формируясь при переходе от низшей ступени к высшей. Тем самым природа, бросив в землю самое первое зерно, может уже дальше, не приклада я рук, спокойно наблюдать возникновение ряда живых существ, которые развиваются сами собой, подобно бесконечной цепи, но все же устремляясь к определенной цели. Среди всех связей, которые мы можем осознать, этой двойной цели служат высочайшие, сложнейшие и сокровеннейшие. Если бы человеческий дух был в состоянии подробнее изучить эти связи в зависимости от характера образующих их сил, тогда он с большим основанием мог бы благоговеть перед этой глубокой тайной.

При всяком порождении возникает нечто, чего не было до сих пор. Подобно сотворению, рождение созидает новое бытие, отличаясь от первого только тем, что при рождении новому должен предшествовать уже имеющийся материал. Несмотря на эту необходимость, порожденное обладает своей собственной жизненной силой, не зависящей от того, кто его породил, и не объяснимой через него. Возникновение этой силы — непостижимая для нас тайна. Результат любого развития и роста является частью того, что развивается и растет, получая из чужих рук свою оживляющую силу. Но то, что возникает путем рождения, — это самостоятельная сущность, обладающая собственной жизнью и собственным организмом и способная порождать себе подобное так же, как была порождена сама. Хотя способность к воспроизводству распространена в природе повсеместно, ни одна сила не способна создать жизнь и организм механически; ни одна мудрость не в состоянии определить их путь. Порождение отлично и от развития, его лучше было бы назвать пробуждением; все последующее развитие порожденного принадлежит только ему самому, но не его родителю. Известно, что предшествует рождению, очевидно, и то, что за ним следует. Как же они соотносятся? Это скрыто от нас непроницаемой завесой. Тогда как рождение по отношению к родившемуся есть пробуждение, для рождающего существа — это мгновенное состояние, отмеченное не только высшим напряжением, но и объединением всех сил. Сила, оживляющая все живое и органическое, являя собой единство, может возникнуть только из себе равного. При этом всякое порождающее существо чувствует, что все его собственные однородные силы настроены на высочайшую гармонию, а также всякое порождение есть слияние двух различных неоднородных принципов, из которых один, воздействующий, называется порождающим (в узком смысле слова), а другой, претерпевающий воздействие, называется воспринимающим. Так природа напоминает своим детям, которым, как существам конечным, не дано владеть всеми качествами в одинаковой степени, о том едином, что только и способно к высоким стремлениям, посылая им минуты, когда они забывают, что обречены на раздельное существование.

Взаимодействие порождающего и воспринимающего ответственно не только за продолжение рода в физическом мире. Тем же путем возникает самое чистое и одухотворенное чувство; отсюда может возникнуть даже мысль, этот тончайший и совершеннейший побег на древе чувственности. Духовная порождающая сила есть гений. Где бы она ни явилась — в фантазии художника, в открытии ученого, в энергии действующего человека, — она всегда творчесхво. До сих пор еще ничего не говорилось о значении ее творений для всего сущего, и это нельзя прямо вывести ни из уже сказанного, ни из уже известного. Хотя в царстве мысли, в пределах обязательных логических зависимостей всегда должна быть очевидна связь нового с данным, гений идет другим путем. Ибо по-настоящему гениальное — не только лишь быстро полученный вывод из взаимосвязанных положений, это действительно находка, когда гениальное прозрение приносит нам нечто, ни к чему ранее существующему не сводимое. Все, что несет на себе отпечаток гения, можно уподобить отдельному существу со своей органической жизнью. Его природа сама предписывает ему законы — не так, как теория, выведенная рассудком из понятий, дает нам воплощенные в мертвых буквах правила, но сама через себя, принося с собой залог своего продолжения, ибо каждое гениальное творение вдохновляет гения снова и снова и таким образом гениальность продолжает свой род.

Обусловленная вдохновением, деятельность гения остается ему самому непонятной. Она не идет проторенными путями, проявляясь то там, то здесь, и напрасно было бы пытаться пройти по ее запутанным следам. Здесь невозможно что-либо рассчитать, нельзя даже предсказать, будет ли продукт этой деятельности нарушающим все правила или закономерным. Деятельность гения может лишь опосредованно способствовать закономерности результата — тем, что она подчиняется своим законам и в момент творения не допускает никаких других влияний на произведение, кроме тех, которые вызваны общим состоянием творца. В момент творения все его силы сливаются воедино, ни одна из них не остается свободной для праздного созерцания, ни для хладнокровного анализа. Самодеятельность и восприимчивость присутствуют в нем в равной степени, и единственное, что ему удается осознать, — это союз двух неравноправных вещей. Только взаимовлияние самодеятельности и восприимчивости дает ему возможность самовыражения, — возможность, отбросив все случайное, сделать самого себя объектом рефлексии. Это разделение является неотъемлемым для всякого гениального творчества, поскольку гений извлекает необходимое из глубин своего сознания, что возможно только путем полного отрешения от эмпирического бытия. Это разделение, поскольку только оно служит целям творчества, требует высшей объективности, то есть переходящей в потребность способности схватывать необходимое. Эта способность рождается во внутреннем мире гения, или, точнее, ему приходится превращать в необходимое свое собственное субъективное и случайное бытие. Художник никогда не создаст шедевра, если он не способен сделать своим подлинным образцом идеальную красоту, черты которой рождаются из глубины его воображения; философ, обогащающий множество идей, не достигнет никогда успеха, если истина, извлекаемая им из глубин его духа, не приводит в движение его внутренний мир, подобно внешнему объекту; и никогда в трудных случаях жизни деятельный человек не сможет гениально расценить запутанные пружины механизмов, если он не способен выплеснуть в окружающий мир свое Я или, распространив свое Я, объять окружающее.