Владимир Аннушкин - История русской риторики. Хрестоматия

ЧТЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ

<���…>Древние разделяли речи на три рода: на повествовательный, совещательный и судебный. Цель повествовательного рода – похвала или порицание; совещательного – убеждение или просветление разума, а судебного – обвинение или защищение. Главные предметы первого рода речей: панегирики, надгробные и поздравительные слова; речи совещательные занимались прениями и общественными делами в сенате или в народных собраниях; судебное витийство относилось к судиям, когда требовалось прощение или обвинение какого‑либо лица. Такое разделение служит основанием всем древним сочинениям риторическим; новые писатели подражали в этом древним. В этих родах содержится почти все, что только может быть предметом ораторской речи. Но согласно с настоящим состоянием красноречия приличнее принять разделение речей на совещательные, или народные, судебные и духовные. Каждый из этих родов речей имеет отличительный и свойственный ему характер. Разделение это не вполне согласуется с разделением древних. Судебное наше красноречие совершенно соответствует красноречию судебному древних. Красноречие народное хотя и принадлежит более к речам совещательным, однако отчасти оно относится и к роду повествовательному. Красноречие духовное имеет совершенно особый характер, по тону же оно одинаково с родом повествовательным древних.

Правила, относящиеся к изящному построению речи ораторской, принадлежат вообще ко всем родам красноречия: духовному, судебному и совещательному. Но каждый из трех родов имеет отличительный характер, свойственный ему дух и тон: знание этих особенностей необходимо нужно для вывода частных правил об изящном в каждом роде. Красноречие судебного оратора, без сомнения, отлично от красноречия проповедника, и верное знание характера каждого рода речей служит основанием изящному вкусу при разборе таких произведений и правилом для творящего гения. Начнем с того рода, который может прояснить и другие, именно с красноречия народного, или совещательного. Оно может развиваться во всех тех случаях, когда совещаются о пользах общественных под различными формами, каковы всенародные объявления и другие бумаги государственные.

Цель этого рода речей – убеждение. Они должны иметь предметом раскрытие какого‑либо мнения, относящегося ко мнению общественному и в пользу которого оратор желает склонить своих слушателей. В убеждении надобно действовать на разум, от того речи народные допускают слог сильный и витиеватый; но главная сущность их – основательное суждение. Без твердого основания в отношении к мышлению речи могут блистать всеми красотами внешними и при всем том не производить желаемого действия. Блеск этот прельстит слушателей поверхностных, но люди рассудительные скоро скучают пустым витийством. К какому бы званию ни принадлежали слушатели, оратор никогда не должен думать, что язык напыщенный, но без мыслей и строгого суждения, может на них действовать или его прославить. Опасно испытывать подобное средство: такое витийство торжествует случайно, но в сущности оно ничтожно. Общее мнение – лучший судия в отношению к здравому смыслу и верности суждения. Простой повествователь в суждениях своих прямо идущий к цели дела, всегда берет верх над оратором, исполненным искусственности и учености, но заменяющим здравый смысл цветами риторическими. Тем более требуется осторожности, когда оратор говорит в собрании людей просвещенных.

Не забудем, что основанием всякого рода красноречия служит основательность мысли. Несмотря на то, что Демосфен говорил толпе афинских граждан, речи его построены на строгих умствованиях. Он почитал необходимым убеждение ума слушателей, чтобы после преклонить волю и располагать всеми качествами душевными. В этом заключалась сила и могущество речей его для слушателей; в этом тайна и удивление, какое они доселе возбуждают в читателях. Вот образцы, которыми должны бы руководствоваться ораторы, а не следовать тщеславным декламаторам, унижающим красноречие. Кто готовится к речам советовательным, тот должен прежде всего овладеть предметом, о котором намерен говорить, приобресть все относящиеся к этому предмету сведения, убедительность доказательств – это главное основание речи. От такого приготовления речь становится сильною и мужественною; украшения явятся сами собою, и они не должны озабочивать оратора: «cura sit verborum, sollicitudo rerum» – о словах надобно стараться, о мыслях заботиться. Изучающие искусство красноречия должны помнить эти слова Квинтилиана.

Но может ли слово того быть могущественно, кто сам не убежден, в чем хочет убедить других? Истинный оратор никогда не будет основываться на таких доказательствах или мнениях, справедливостью которых сам не проникнут. Никто не бывает красноречивым, говоря противно мыслям своим, выражая не собственные свои чувствования. Одна только речь откровенная, один язык сердца нас убеждают. Высокое красноречие должно быть словом страсти или чувства самого живого. В них источники убеждения; они сообщают гению человека силу, которой не имеет он во всякое другое время. Напротив, сколь затруднительно положение оратора, когда он не чувствует того, что выражается словами, когда он высказывает чувства, которых не имеет.

Занимающиеся красноречием для приобретения навыка говорить, при рассматривании какого‑либо предмета, иногда с намерением поддерживают сторону менее основательную; они испытывают силы свои в преодолении трудностей. Но подобное упражнение не послужит к усовершенствованию оратора; можно даже опасаться, что оно приучит к пустым и ничтожным противоречиям. Это еще допускается в обществе, где не говорится ни о каком важном предмете и где обращают внимание на блестящий разговор. Гораздо лучше защищать мнение, в котором мы сами убеждены, и для доказательства справедливости его употреблять доводы истинные, которыми мы сами проникнуты. Таким только способом можно привыкнуть к размышлению основательному, к сильному и пламенному изложению мыслей. Там, где рассуждают о делах государственных, навык говорить не по убеждению может подать невыгодное понятие о характере; иногда игра ума покажет совершенное его отсутствие.

Предмет речей совещательных редко позволяет оратору заранее изготовлять их со всею подробностию; большею частию доказательства должны родиться во время состязаний. Невозможно предугадать направление стороны противной, и тот, кто надеется на речь, прежде обдуманную, нередко отвлекается от избранных им положений. Главные мысли часто изменяются, а вместе с тем уничтожаются и доводы. Не без основания все предубеждены против обыкновения приносить в совещательные собрания наперед заготовленные речи. Они бывают полезны при наличии прения, потому что оратор вправе избирать и ограничивать свой предмет. Но по мере усиления прений и опровержений с противной стороны подобные речи теряют силу, обращаются в декламацию, имеющую целию блистать внешними красотами, а не сущностью дела; и могут ли они убеждать наравне с речами, изливающимися прямо из уст оратора, хотя и несовершенно обработанными?