Вера Харченко - О языке, достойном человека: учебное пособие

Представляется, что главная проблема деятельностно ориентированной оценки русского языка на современном этапе – это проблема заведомых ограничений, влияющих на языковое самосознание носителей языка тоже.

Мы бы выделили четыре типа таких заведомых ограничений. Одновременно их можно трактовать как четыре направления в обогащении собственного лексикона.

Ограничения первого типа – недостаточность идей, образов, крылатых слов, афоризмов, цитат. Средства массовой информации используют минимальный, давно примелькавшийся состав устойчивых образных проекций: «Умом Россию не понять», «Хотели, как лучше, получилось, как всегда», «Проблема отцов и детей», «Все в жизни надо попробовать» и т.п. Многократно повторяемые, эти высказывания и синтагмы не только приобретают гипертрофированные смыслы, но, как следствие, инициируют и определенное поведение, причем поведение не лучшего образца. Зачем стараться, если все равно не поймешь, куда идет (говорят еще острее: катится ) Россия? Зачем усердствовать, если все равно не получится того результата, которого ждешь? Зачем отыскивать корень обид, если дети никогда не поймут родителей? А навязываемая идея «Все попробовать!» не подталкивает ли молодых к наркомании?

Если слишком часто употреблять пословицу «Не место красит человека, а человек место», то в социуме усилится и без того негативное отношение к любому начальству. Сама по себе пословица не виновата, виновата бедность формулировок и соответственно нарастание в тех высказываниях, которыми мы пользуемся, каких-то семантических шлаков, искажающих эффект употребления.

Мы несколько утрируем остроту ситуации, но делаем это намеренно, дабы показать, что нужны и другие лозунги, другие образы. Так, корректировать свое отношение к окружающим, помогает, например, такой, не очень известный афоризм Фазиля Искандера «Оттенки – лакомство умных». Афоризм можно интерпретировать, например, как умение наслаждаться уникальным набором положительных качеств каждой личности на твоем пути. Что же касается взаимоотношений отцов и детей, то исключительно точно выразил смену инструментария А.И. Солженицын. Рассуждая о детальных и тонких заботах 3-й и 4-й редакций рукописей, писатель внезапно проводит параллель: «Это – как с детьми: чем взрослей они вырастают – тем тоньше и взыскательней заботы о них». А в речи, даже публичной, т.е. особо ответственной, золотоносные эти пласты слабо прорабатываются, оригинальные смыслы редко транслируются в актах коммуникации, чьи-то новые, нестандартные образные идеи мы не склонны повторять, мы ими не любуемся, и в циркуляции родного языка они отсутствуют. Поделимся еще несколькими примерами «запасных» цитат, метафор, афоризмов, «идей» в дополнении к тем, которые были представлены в «метафорической» главе этого пособия.

1. Афоризм, прозвучавший из уст композитора в одной из радиопередач: Зла больше в мире, но качество добра... оно настолько высокой пробы, что зло беспомощно . 2. Не забавна жизнь сидячая… М. Херасков. Бахариана, 1803 г. 3. «Просто мы на крыльях носим то, что носят на руках» (слова известного барда). 4. Изучающим иностранный язык помогут слова А.п. Сумарокова, его, как бы мы сейчас сказали, «лингвометодическое» напутствие: «Языки чужды нам потребны для того, / Чтоб мы читали в них, на русском нет чего» .

Второй тип случившихся ограничений в осознании возможностей родного языка и соответственно второе направление обогащения лексикона – это наши самоограничения в средствах выражения эмоций.

Если мысль еще можно оставить невысказанной, то нахлынувшее чувство переполняет душу, настоятельно требуя слов. Между тем именно чувство оказывается в своеобразной западне. Междометия употреблять немодно. Высокие слова вызывают в лучшем случае усмешку аудитории. Диминутивы ( голосок, сердечко, Андрюшенька ) не то чтобы запрещены, но под подозрением чего-то такого фольклорного, древнего, сентиментально-старомодного...

Что остается говорящему? Остается – увы! – то самое сквернословие, о котором мы уже упоминали.

Есть много способов повышения квалификации, и один из них – присутствие на публичной защите диссертаций. В декабре 2001 года в Белгородском государственном университете проходила защита кандидатской диссертации Л.А. Евсеевой (Коломна, 2002). В диссертации исследовалась парадигма выражения эмоций в современном немецком языке. Сама формулировка темы работы натолкнула тогда нас на мысль о причинах тотального распространения сквернословия. Вслушавшись в формулировку темы, мы поняли, что носителю языка нужен не один-единственный способ выражения эмоций, а действующая парадигма выражения как сильных переживаний, так и «мимолетностей», «неуловимостей».

Где черпать языковые средства облагораживания собственных эмоций? Обычная, примелькавшаяся речь не годится, для эмоций нужен материал поэкспрессивнее. Когда мы внушаем (сначала старшекласснику, потом студенту – будущему филологу, журналисту, педагогу, политику), что, например, слово «доня» (дочь) – диалектизм, «дочурка» – диминутив, т.е. слово с уменьшительно-ласкательным суффиксом, а «дщерь» – устаревшее слово, мы учим четкости научных понятий, научным выкладкам, но мы же произвольно и непроизвольно обворовываем речевые закрома личности.

Сокровища церковнославянского языка становились проводниками эмоций во время молитв.

Благослови, Боже, милуяй и питаяй нас от юности нашей… да преизобилуем во всякое дело благое.

Иногда импульсом позитивных эмоций становится контраст старинной мудрости ( Бодрствуйте и молитесь! ) и разговорной формы наречия: Пуще всего бодрись перед близкими. (Б. Шергин).

Приведем примеры, как эмоции включают такой прием, как авторское звукоподражание. Обвал хохота в зале означал успех комедии. В труппе Мольера этот эффект назывался «бру-га-га!» [34] . Чисто детская раскованность Юлия Кима всегда позволяла создавать нечто такое, что первоначально может показаться даже нелепым. В самом деле, ну что это: «А бабочка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк!..» Однако вот уже какое зрительское поколение не может забыть эту строку из захаровского мюзикла, роскошно спетую Андреем Мироновым, который не стал бы петь что попало. Теперь уже кажется, что никаким другим звуком, кроме как «бяк-бяк», и не передашь хлопанье бабочкиных крыльев. Но кто, как не Юлик Ким, мог расслышать его?» (Знамя. 2007. № 10. С. 90).

Еще один пример демонстрирует, как эмоции усиливаются от элементарного внимания к обычным словам.

Как хороши бывают названия инструментов: киянка, клямер, буравчик, вороток, пробойник (Д. Гранин. // Звезда. 2008. № 2. С. 48).