Алексей Леонтьев - Что такое язык

Восприятие человеком окружающих предметов – это тоже интеллектуальный акт, но сокращенный. Почему мы воспринимаем, скажем, часы как часы? Это легко понять, проследив, как познает мир ребенок или как мы с вами стараемся понять, для чего служит незнакомый нам предмет. Мы ориентируемся в своих впечатлениях и выдвигаем определенную гипотезу – с чем мы имеем дело (первая фаза); затем стараемся проверить эту гипотезу – непосредственно или задавая вопросы другим людям (вторая фаза); наконец сопоставляем гипотезу и результаты ее проверки (третья фаза).

Нас сейчас интересует одна сторона восприятия. Чаще всего, увидев незнакомый предмет, мы спрашиваем не «Для чего это?», а «Что это?». Нам отвечают, скажем: «Часы», и мы этим ответом вполне удовлетворяемся.

Почему нам достаточно слова, откуда мы знаем, какие признаки связаны с этим ярлычком – словом «часы»? Это «знает» за нас язык, вернее, опыт многих поколений, закрепленный в языке. Все предметы, показывающие время, мы называем часами не потому, что нам так нравится, а потому, что так принято у говорящих на русском языке. (А вот в английском языке есть не одно, а два слова и соответственно два понятия – watch (часы на руке или на столе) и clock (башенные часы).

Слова как раз позволяют нам объединить наш собственный, личный опыт и опыт всего человечества, использовать в нашей деятельности не только то, что мы увидели или услышали сами, но и то, что узнали до нас другие люди. Когда мы, допустим, читаем учебник, то тоже пользуемся этой способностью нашего языка – мы ведь едва ли можем собственноручно измерить, скажем, высоту горы Килиманджаро, а уж о том, чтобы своими глазами увидеть битву на Куликовом поле, и речи быть не может. Во всех подобных случаях мы как бы верим «на слово» опыту других людей, закрепленному и переданному нам с помощью языка. Великий русский биолог К. А. Тимирязев в одной из своих работ сказал по этому поводу: «Если заурядный, но получивший современное образование человек обладает в наше время сведениями о природе, которым позавидовал бы Аристотель, то причина тому лежит не в исключительном каком-либо умственном превосходстве, а, конечно, в тех двадцати двух веках, которые недаром же прожило с тех пор человечество».

Язык играет громадную роль и в любом другом интеллектуальном акте. Именно он является главным орудием, при помощи которого мы можем планировать в уме свои действия (хотя и не единственным таким орудием). Вот эти-то его признаки, две функции языка – как средства познания мира и как средства мышления – и являются главным в психологическом отношении. Мышление, сознание человека, как говорят, опосредствовано языком. Именно благодаря тому, что человечество располагает языком как средством закрепления общественного опыта, оно может передавать от поколения к поколению самые сложные достижения познания. Чем дальше, тем больше этих элементов познания, этих крупиц общественного опыта, общественной практики оказывается в распоряжении человечества. И каждый из нас, появляясь на свет, не просто взаимодействует с окружающей действительностью и с другими людьми. Чтобы жить и действовать как полноценный член человеческого общества, каждый должен научиться при помощи языка тому, что знают о действительности другие люди, человечество в целом.

Ну, а что касается языка как средства общения, как орудия коммуникации, то из сказанного выше ясно – никаких других функций он, наш язык, просто не мог бы выполнять, если бы не служил для общения. Но в том-то и отличие его от средств коммуникации у животных, что он служит человеку не только для этого. И когда мы употребляем словосочетание «язык животных», то это, в сущности, неправильно: ведь для пчелы, муравья, сороки или обезьяны их «язык» не является ни орудием познания, ни способом усвоения «общемуравьиного» или «общесорочьего» общественного опыта. Такого опыта и не существует. Даже если мы иногда называем пчел или муравьев общественными животными, это означает лишь, что они живут, как говорят биологи, «сообществами» – пчелы в улье, муравьи в муравейнике. Но каждый член такого «сообщества» в биологическом отношении совершенно самостоятелен; а человек – это прежде всего член человеческого общества.

Наш параграф называется «Почему мы умеем говорить?». Из того, что мы сказали, видно, что вопрос этот стоило бы поставить немного по-другому: зачем мы умеем говорить, зачем человеку язык? Ответ ясен: язык нужен человеку, чтобы быть человеком, полноценным членом человеческого общества, чтобы мыслить и действовать по-человечески. Потому-то мы и умеем говорить, что человечество, человеческий род или, выражаясь более строго, вид «хомо сапиенс», человек разумный, нуждается в языке, в речевом общении, чтобы развиваться, эволюционировать. Ведь основное биологическое отличие вида «человек разумный» от других видов животных заключается совсем не в особенностях строения тела или, скажем, в весе мозга: оно заключается в том, что человек живет в человеческом мире, что он сталкивается с природой не один на один, а через посредство придуманных обществом орудий труда, через посредство общественно выработанных знаний и умений, социальных норм поведения и способов общения. И чем дальше, тем все более совершенными становятся эти внешние средства, помогающие взаимодействию человека с окружающей средой.

В животном мире эволюция касалась только развития и изменения индивидуальных биологических признаков, а у человека она распространяется на совершенствование его, как говорил Г. В. Плеханов, «искусственных органов» – органов мышления и органов труда.

И именно поэтому, несмотря на все наши усилия, дельфины никогда не заговорят с нами ни на человеческом, ни тем более на своем, дельфиньем языке. Дельфин как раз всегда стоит один на один с окружающим его миром, в этом смысле он типичное животное. А раз так, то откуда взяться у него языку? Как ни жаль, но «собратьев по разуму» нет смысла искать на нашей планете – за это ручаются антропология, психология и философия.

Правда, находятся ученые, в том числе очень квалифицированные в своей области, которые придерживаются иного мнения (а о журналистах и нечего говорить).

Но среди этих ученых, обратите на это внимание, нет и никогда не будет психологов. Это биологи, кибернетики... Дело в том, что о психике и ее законах почему-то очень часто считают возможным судить не специалисты.

Для «языков, с которыми мы можем столкнуться вне Земли, вероятно, совершенно не обязательны слова в том виде, в каком мы находим их в русском и других европейских языках. Важно не наличие или отсутствие именно слов, а наличие или отсутствие средств, позволяющих человеку или другому разумному существу передавать и усваивать общественный опыт, общественно выработанные знания, умения, нормы поведения.