Александр Гвоздев - От первых слов до первого класса

За теплых странами, с четыря'ми пересадками. Там шишки, на которых орехи. Восемнадцать пересадок. В дальневосточной так горячо, что боишься кирпич трогать. Как самовар. Как пожар. В дальневосточной так плохо, что и в башмаках нельзя ходить. Там в коже ходят, в толстой коже ходят*. Он и еще говорил о жаре в "дальневосточной" и о дальности расстояния туда; так, упоминал, что "дальневосточная" "дальше Сивини, дальше Москвы"; также, что туда "шесть, восемь восемнадцать пересадок" (он твердо знает, что по дороге в Туапсе было три пересадки).

По-видимому, все эти разговоры представляют реконструкцию, вызванную словом "дальний". Спрашивает: "У свиней потроха бывают?" - "Бывают. И у тебя есть ротроха" - "Рази у людей бывают? Съешь да выкакаешь". По-видимому, ему кажется, что потроха могут в нем оказаться только в результате их "съедания". Спрашивает: "Мама, от дождя растут" - "Нет" - "Это не еда?" - "Да" - "А воду пьют?". Он давно знает, что растения растут от дождя. Тоненькой веревочкой сшибает с кадушки, изображающей паровоз, чурбачок - "трубу" и говорит: "Какая веревочка тоненькая, а может снять". Идя по улице и упомянув о "сдохшей" кошке, спрашивает: "Сдохла и околела - это одно?"

(4, 4, 27).

Называет себя, играя, *ёжичек*, меня *ёжик*, а Веру *ёжица*; себя - *утёнок*, меня- *гусь*, Веру - *гуси'ца*; потом поправляется: *утка*, а меня по-прежнему - *гусь*.

(4, 4, 29).

Я передал ему присланные Марией Николаевной финики. Он спросил, как они называются, и отнесся к ним с большим сомнением: нюхал, осматривал и откусил самый незначительный кусочек. Но скоро вошел во вкус и стал есть с удовольствием. Потом он узнал от меня, что растут они в теплых странах и что зерна их нельзя грызть из-за крепости. Вскоре он уже сам рассказывал о них, без фантазий. Так, о зернах говорил: - Когда уедем в теплые страны, тогда буду сажать, а здесь не вырастет ничего. - Такие крепкие зерна, их не расколешь. В Туапсе еще не растут, еще дальше Туапсе теплые страны, там растут.

(О теплых странах дальше Туапсе он слышал в ответ на вопросы, где живут кенгуру, крокодилы и т.д.).

Обращается к Татьяне Северьяновне: - Вкусные. Старым-то вредно есть старушкам. Спрашивает меня: - Из фиников делают варенье? - Нет. - А что же из них делают? - Их так едят. - Их не моют? - Да. - Они если и упадут, на них нет грязи? Они на каких деревьях растут? - На пальмах. - Поедем в теплые страны, там я посмотрю, какие пальмы. Я там буду сажать финики. А то здесь не растут. Прохидит из кухни Вера, и он кричит: - Мама, финики-то какие вкусные. Они на пальмах растут. Но она уходит. Скоро возвращается вновь. - Мама, знаешь, на чем финики растут. На пальмах. Я уж их съел. Они внутри-то белые, это они такие бывают поспелые". Я рассказываю Вере, что я видел во сне, будто летал на аэроплане, что летел он очень низко над железнодорожным полотном, и из окна мне все представлялось, как из вагона. Не успел я договорить, как Женя с радостным оживлением сказал: - Я тоже летал на аэроплане. И дальше рассказывает о всех подробностях, о которых я только что упоминал. Но потом он уже от себя присочиняет, что летел он в Сивинь, пересаживался у Сазоновки, встретил дедушку, который шел ловить рыбу; передал разговор об улове и т.д. Это случалось и раньше: достаточно кому-нибудь рассказать сон, как и он принимался рассказывать о подобном же сне. Может быть, это проявление более широкой тенденции. Были, например, случаи, когда Женя уверял, что и у него есть те вещи, о наличии которых у себя говорил кто-нибудь из детей. Неожиданно говорит: - Вот когда поедем в Сивинь, когда меня не было, мама меня и тащит в животике. Я там косточки перекладываю. Папа, как я из мамы вылез? - Я говорил тебе. - Мотался руками? Я был маленький, знал и финики. Был у мамы в животике, тоже знал, какие из себя.

(4, 5).

Играет в торговлю лекарствами, у него есть разные порошки: "от головы, от спины, от живота", и для них заведены разные книги: головна'я, животна'я, спинна'я.

(4, 5, 1).

Вера надела на него пальто и наказывает: "Пальто не драть!" Он: *А ни'щии диру'т пальты' сваи'?* Ест куриную голову и говорит: - У курицы сердце в животе. Спрашиваю: - А у тебя где? - У людей сердца нет. Сегодня выпало много снего. Когда на гулянье мы подошли к Преображенскому сходу, откуда открылся широкий вид, он говорил: "Смотри, везде снег. И в Сивини снег. А в Туапсе уж растаял снег.

(Подумав): Там не было снега: там тепло". С грустью рассуждая о том, что не идет Лена, говорит: "Совсем вруно'вка стала. Скажет - приду, а сама не придет. Она ведь вруновка, совсем вруновка стала".

(4, 5, 2).

Смотрит в окно и говорит: "Большая страшная собака сюда пришла. Она снег ест. Это она пить захотела". Лежит в кровати и спрашивает: - Когда я родился, Володи не было? - Да. - И Олечки не было? - Да. - Только Толя был большой? - Нет, маленький. Потом спрашивает о Толе: - Когда я родился, он только кричал? - Нет, уже начинал говорить. - Как я рос, так и он так же. Растут-то одинаково. Как кто хочет растет. Смотрит на пеструю занавеску около кровати и спрашивает: "Вот такая кофта бывает, как занавеска у папы?" - "Нет не бывает" - "А бывает пальто?" - "Нет" - "А чего же бывает?" - "Занавеска и бывает". "Толя-то сказал, у меня корова гнилая! Разве бывают коровы гнилые?! Только яблоки да деревья". Говорит за ужином; после обеда был у Толя.

(4, 5, 3).

"Ты знаешь, что такое русалки? Это затопленные люди в море. Вот что такое русалки. Женщины. Они красивые бывают. Ты, папа, видел русалок?" - "Нет" - "А бабушка видела". После обеда просит у Веры яблоко и спрашивает: - После яблока тоже нужно благодарить? (Он имеетв виду, что после обеда надо поблагодарить).

Она: Не после яблока, а за яблоко. Дала ему яблоко, и он сказал "Спасибо". Когда съел, заметил: - Это Толе и Володе нужно благодарить. - Почему? - Потому что я твой. Разговаривая о цирке, спрашивает: "Почему в зверинце (так он стал называть цирк).

не выводили коров?" - "Потому, что их там нет".

(4, 5, 4).

Смотрит, как Кононова чистит снег: "Ей тяжело чистить. Старухам всегда тяжело чистить. А она чего мучится!".

(4, 5, 5).

Показывает на картинке сома и спрашивает, ест ли он людей. Я говорю, что нет. - Она щу'ков ест? - Да. - Еще кого? - Разную рыбешку, лягушек. - А ку'ров ест? - Где же он их возьмет? - Ну, какая-нибудь затопленная курица валяется на дне, она съет? - Съест. - Она в море живет? - Нет, в реке. - В глубокой? - Да. - Где ты утонешь? (т.е. на такой глубине, где ты можешь ут онуть).

- Да. Рисует и говорит: - "Я баса'я" - Олечка говорит ("Я большая").

Потом прибавляет, что она говорила, будто и он большой: - Какой я большой, я одна палка? - Как палка? - Ну, жесткий. И никто меня не съест. Я ничего не ем, а она большой говорит. Я ничего не ем, а жру одни корни... "Я большая!" - Какая она большая, палочка одна! Хлыстик один, побьешь ей Толю!