Людмила Зубова - Языки современной поэзии

В стихотворении С. Орлова говорится: Его зарыли в шар земной, / А был он лишь солдат, / Всего, друзья, солдат простой, / Без званий и наград. // Ему как мавзолей земля — / На миллион веков, / И Млечные Пути пылят / Вокруг него с боков [214] Орлов, 1979: 82. . Для системы образов и общего смысла книги Сосноры значимы слова Без званий и наград.

В системе многочисленных интертекстуальных связей книги слова все поэты Шара, собранные в спичечный коробок прочитываются как реплика в диалоге с Пушкиным, который давал наставление поэту: Глаголом жги сердца людей [215] Пушкин, 1977-а: 304. . Обратим внимание и на противопоставление Шар — коробóк. В символической имитации похорон, свойственной народной культуре, коробка отождествляется с гробом (см.: Толстые, 1994: 251).

К анализу строки со словами спичечный коробок можно добавить и такое предположение: в слово спичечный входит звуковой комплекс спич, который в контексте книги с постоянным вниманием к недостоверности речей, в том числе поэтической речи, может прочитываться как слово спич со значением ‘выступление перед публикой’ (упомянутый текст Хлебникова называется «Воззвание»), В таком случае, конечно, значима ироническая окрашенность заимствованного слова спич.

Строки, описывающие льва (он блистательный и рычащий, а боится верблюда <���… > да и верблюд Аравийский — не долгожитель ), явно дискредитируют «геральдику и канон».

В системе метонимических сдвигов, представленных в этом фрагменте, содержится элемент, который указывает на отделение от целого части, в реальности неотделимой: похоронный факельщик сожжет и его лик. Львов на иконах не изображают, значит, слово лик обозначает здесь не икону, а называет в высоком стиле лицо (морду, если иметь в виду нормативную референцию слов лицо и морда). Возможно, что слово лик в описании льва восходит к тексту одного из вариантов духовного стиха о Голубиной книге: «Ише лев-от над зверями зверь». — / «Почему тот зверь над зверями зверь?» — / «Потому тот зверь над зверями зверь: / У ёго рыло человеческо!» [216] Архангельские былины, 2003: 121. Но лицо невозможно сжечь отдельно от тела. В другом фрагменте книги «Флейта и прозаизмы» есть строки: И вот, Император Сил, я выйду на ступень, / увижу безлюдье и пепельные осадки, / выну классический меч и отрублю лицо, / оно взовьется и станет над Миром. / И это будет Новое Солнце, и через биллион / то же и те же оживятся по всем таблицам. Лицо, становящееся солнцем, похоже на лицо льва («Доски растут в доме, и скоро — Дворец…») [217] Соснора, 2006: 815. .

Метонимический сдвиг в строке Осень! Какая! в моем окне создается не только тем, что осенью (временем года) назван осенний пейзаж (пространство, в котором осень оказывается видимой), но и ненормативным употреблением предлога в сочетании с этим существительным: в окне вместо за окном. Смысл такого замещения предлога (он и сам здесь употреблен метонимически) можно видеть в том, что для субъекта речи пространство как зримое время ограничивается размерами окна. Если учесть, что осень является симиолом конца жизни, то речь идет о наглядном убывании пространства и времени.

Алогизм сравнения ежи по-буддистски по саду лопочут, / будто гений включил перламутр у осин имеет свою поэтическую логику в синестезии — в данном случае, в единстве слухового и зрительного восприятия. Эта синестезия поддерживается тем, что глагол включить может относиться и к звуку, и к свету (включить радио и включить лампу). Глагол лопочут и перламутровый отсвет осин объединены в образе неполноты: приглушенности и неяркости. И здесь можно видеть антитезу качествам льва: он блистательный и рычащий.

Возможно, что ежи, которые лопочут по-буддийски, появились в этом контексте по фонетической ассоциации ёж — йог: согласно легенде, Будда до своего просветления, учился у йогов. Образ льва тоже связан с буддийскими преданиями: верхняя часть тела Будды была похожа на тело льва (Религии Китая, 2001: 182).

Буддийской образностью объясняется и вторая строка приведенного фрагмента: я пробежал между пальцев гремучей ртутью. Дело в том, что задолго до этих слов в книге есть строки:

В буддийских сутрах перечисляются 32 признака Будды, в числе которых названы пальцы на руках с перепонками и сорок зубов (Религии Китая, 2001: 179–180, 182, 244–245). Согласно легендам, Будда в своих многочисленных перерождениях был и лягушкой, и гусем, одно из именований Будды — Царь Гусь (Религии Китая, 180). Вспомним, что ранее в книге фигурировал Гусь перепончатый, за решеткой груди сидящ.

Отдельного внимания заслуживает такое сравнение: как феномены, поют зеленые лягушки. Во-первых, здесь можно видеть то явление, которое Е. А. Некрасова назвала ассоциативной метонимией, имея в виду чисто языковые, в частности фонетические, ассоциации (Некрасова, 1975: 115, 127, 130–131). Сравнение как феномены, поют зеленые лягушки, очевидно, подразумевает, что лягушки поют как филомелы (соловьи в поэтической традиции XVIII–XIX веков [219] См. глубокое исследование истории слова филомела , его символического наполнения и художественного преобразования: Гин, 2006: 225–241. ). Здесь у Сосноры есть и насмешка над красивым поэтическим штампом, и демонстративное искажение слова, говорящее о том, что высокий смысл слова забыт. В современном русском языке слово феномен означает необычное, удивительное явление, и это значение присутствует в строке Сосноры: пение лягушек представляется странным. Но в философии слово феномен имеет и другое значение, соотносимое с постоянно выражаемой мыслью Сосноры об иллюзорности и славы поэта, и власти искусства (эта мысль представлена в книге многочисленными художественными образами) — «явление, данное нам в опыте чувственного познания, в отличие от ноумена, постигаемого разумом…» (Философский словарь, 1997: 477). Кроме того, феноменом представлен зеленый цвет лягушек — как антитеза краскам осени. Кваканье лягушек противопоставлено пению соловья в басне Г.-Э. Лессинга «Пастух и соловей» и в переложении этой басни К. Батюшковым. Смысл басни отчетливо соотносится с темой умолкания поэта в книге «Флейта и прозаизмы» (сэр, дикций не надо, сурдинок не надо): <���…> Из рощи соловей / Долины оглашал гармонией [220] Обратим внимание на то, что в басне Батюшкова слово гармонией метонимически замещает собою слово песней , и эта метонимия — обобщающая, подобная обобщающей метонимии, свойственной многим текстам Сосноры. своей, / И эхо песнь его холмам передавало. / Всё душу пастуха задумчиво пленяло, / Как вдруг певец любви на ветвях замолчал. / Напрасно наш пастух просил о песнях новых. / Печальный соловей, вздохнув, ему сказал: / «Недолго в рощах сих дубовых / Я радость воспевал! / Пройдет и петь охота, / Когда с соседнего болота / Лягушки кваканьем как бы назло глушат; / Пусть эта тварь поет, а соловьи молчат!» / «Пой, нежный соловей, — пастух сказал Орфею, — / Для них ушей я не имею. / Ты им молчаньем петь охоту придаешь. / Кто будет слушать их, когда ты запоешь?» [221] Батюшков, 1989: 356–357. .