Вардан Айрапетян - Толкуя слово: Опыт герменевтики по-русски

Заданный вопрос о значении сказал предполагает значимость этого слова, а возможный встречный «Что оно может значить?» сомневается в значимости. Вот к такому вопросу из Одной тысячи отвечаний на одну тысячу вопрошаний — Пригова:

Что может значить: это что-то значит? — ну, это просто значит некий жест опережения свободы толкования, которая в итоге, как правило, приходит к выводу, что по большей части многое практически ничего не значит, и эта попытка превосхождения тоже вряд ли окажется удачной, это тоже практически ничего не значит.

ЙЙЙ

Что может значить: другие люди? — в общем-то, не очень ясно, но если предположить, что опущено слово «совсем», а слово «люди» возникло позднее, так что первоначальное выражение «совсем другие» может означать неких существ, весьма отличающихся по антропологическим характеристикам, но всё же чем-то и напоминающих писавшего эти слова.

( НЛО . № 30. с. 282 сл.). — Пародия концептуалиста на толкование: в Предуведомлении :«Мы же не ученые какие-нибудь там, мы просто отвечающие.»

Отправной вопрос и первый ответ: вопрос странный, неестественный (сам собой не возникнет). неожиданный (приводит в замешательство), вызывающий (вызывает на возражение) — и мудрено-дурацкий ответ под стать вопросу, то есть по пословице «Каков вопрос, таков и ответ» или «На бешеный вопрос да круговой» — сумасшедший — «ответ» ( ПРН, с. 233); словесный поединок, В такой поединок с индийскими «нагомудрецами» вступил Александр Македонский у Плутарха ( Александр , 64.3/ 701). «Пятому был задан вопрос, что было раньше — день или ночь, и тот ответил, что день был на один день раньше, а потом, заметив удивление царя, добавил, что задающий мудреные вопросы неизбежно получит мудреные ответы.» [3] Перевод М. Ботвинника и И. Перельмутера. Далекие от фольклора логики Н. Белнап и Т. Стил доказывают в Лог. вопр. отв ., 3.3, теорему «Задай глупый вопрос, и получишь глупый ответ», «ЙЙЙэто, пожалуй. Hauptsatz эротетической семантикиЙЙЙ», и чтобы не приписывать ее себе, называют ее «теоремой пятого гимнософиста» (нагомудреца), а это просто вопросо-ответный талион, т. е. общечеловеческое правило равного возмездия, перенесенное с дел на слова. Но вот у Войновича другая возможность ( Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина , 1.1.10): «Для Гладышева вопросы Чонкина, может, и кажутся глупыми, но чем глупее вопрос, тем умнее можно на него ответить, поэтому оба вели эти разговоры с большим удовольствием.» Отвечать по Моисееву закону «Око за око, зуб за зуб» ( Исход , 21.24) не всегда лучшая возможность, есть еще заповедь «Не противься злому» ( Матфей . 5.39, сюда же.44 и Дао-дэ цзин . 63). Талион запрещает жестокий ответ на зло бóльшим злом, а Иисус Христос запрещает ответ злом, — три ступени, «недочеловеческая», человеческая и сверхчеловеческая. Талион с его идеей взаимности действует и на крайних ступенях, но на средней «я» и другой равны, это точка зрения третьего, на первой ступени я лучше всех, это природное, от матери идущее самоощущение, а если я христианин, я грешен больше других. Так и с отправным вопросом: всякий раз мы ответим ему под стать, но по-разному его стать относительно себя оценив. (↓1: Обмен злом и добром. — 2: Самооценка.)

К отзыву простодушного Ростанева — разговор Павла Флоренского с кухаркой:

Я: Что такое солнце?

Она: Солнышко.

Я: Нет, что оно такое?

Она: Солнце и есть.

Я: А почему оно светит?

Она: Да так; солнце и есть солнце, потому и светит. Светит и светит. Посмотри, вон какое солнышко…

Я: А почему?

Она: Господи, Павел Александрович, словно я знаю! Вы грамотный народ, ученый, а мы — неучены.

— Изреч. Дарьи (194). эти ответы подведены в Столпе, с.26, под формулу А = А. «Двуголосый» по Бахтину, простодушно-язвительный отзыв героя Достоевского проступает у Мандельштама ( О природе слова ):

Русские символистыЙЙЙзапечатлели все слова, все образы, предназначив их исключительно для литургического употребления. Получилось крайне неудобно — ни пройти, ни встать, ни сесть. На столе нельзя обедать, потому что это не просто стол. Нельзя зажечь огня, потому что это может значить такое, что сам потом не рад будешь.

Человек больше не хозяин у себя дома. Ему приходится жить не то в церкви, не то в священной роще друидов, хозяйскому глазу человека не на чем отдохнуть, не на чем успокоиться. Вся утварь взбунтовалась. Метла просится на шабаш, печной горшок не хочет больше варить, а требует себе абсолютного назначения (как будто варить не абсолютное назначение). Хозяина выгнали из дому, и он больше не смеет в него войти.

Вряд ли это случайное совпадение, в Письме о русской поэзии начала того же 1922 неточная цитата из Бесов (1.1.1, о поэме Степана Трофимовича; к этой цитате см. О. Ронен, Подход Манд ., с. 79. и О. Лекманов, Кн. об акмеизме , с. 561—64) тоже служит Мандельштаму оружием против символизма: «От космической поэзии Вячеслава Иванова, где „даже минерал произносит несколько слов“, осталась маленькая византийская часовенкаЙЙЙ». Мандельштам с его хвалой «закону тождества» А = А в Утре акмеизма так же относится к символисту Иванову, как Достоевский-Ростанев с его «По-моему, метла так метла и есть; ухват так и есть ухват!» к представителю мифологической школы Афанасьеву. «Метла просится на шабаш, печной горшок не хочет больше варитьЙЙЙ» напоминает вдобавок пушкинские печной горшок и метлу в статье Иванова Поэт и чернь , 1 ( ИСС 1, с. 709). (↓1: Мандельштам о Достоевском. — 2: Анненский против Вяч. Иванова. — 3: «А = А» у Мандельштама.)

«На глупый вопрос не бывает ответа» ( РПП , с. 45), ответ-эхо не ответ. Эхолалия равносильна молчанию. В древнерусском Житии Михаила Клопского этот юродивый повторяет обращенные к нему вопросы, будучи молчальником. Любопытно, что Борис Поршнев считал эхолалию онто- и филогенетически первичной речью ( Речеподр .: самая быстрая реакция на чужое слово — его повторение; первое слово ребенка — повторение запрета взрослого как отказ ему подчиниться: меряченье, т. е. непреодолимое повторение чужих слов и движений, вид истерии; ср. Нач. чел. ист ., с. 196, 318 сл., 424 сл. и 435). Наряду с эхолалией глоссолалию (к ней см. Деяния апостолов , 2.1—12. и Первое послание коринфянам, 14) как форму молчания, «сродни детскому языку», определяет А. Панченко — Смех Др. Р ., с. 96–99; сюда же соотношение немец: немой. У Бахтина в записях 1970/71 ( ЭСТ 1 с. 338 и 353): «Ирония как форма молчания.» «Ирония как особого рода замена молчания.» А первый ответ ведь ироничен.