Елена Самоделова - Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

За прошедшие полтора столетия русский народ сильно изменился и стал предметом внимания нескольких гуманитарных научных дисциплин, из которых схемы изучения и методы этнологии, фольклористики и литературоведения привлечены нами для проведения данного исследования. «Жизнетекст» Есенина – феномен русской культуры первой четверти ХХ века – впервые рассмотрен нами в совокупности культурных явлений русской духовной культуры (особенно в ее региональном инварианте – на материалах Рязанской губ./обл. XIX–XXI вв.).

Жизнетекст писателя – это растворенность его «литературного Я» и созданных им отдельных героев или их совокупности в собственной биографии автора, причем как в прижизненной (что естественно и обычно), так и в посмертной судьбе его произведений и самой личности. Последнее предполагает особое неравнодушие читателей и процесс фольклоризации писательской фигуры и его сочинений. Возникает ситуация полной неразрывности автора и его творений. Писатель выступает как один из своих персонажей – обыкновенно в качестве главного героя. Умышленно ли так поступает литератор или это выходит у него случайно – это вопрос, задаваемый исследователем при изучении «творческой лаборатории» и проблемы читательского («почитательского») восприятия авторского текста. «Поэтическая биография» стихотворца всегда ближе к его автобиографии, обычно тесно переплетена с нею. Тем не менее «жизнетекст» бывает не у каждого поэта и тем более прозаика. У Есенина «жизнетекст» образовался в наиболее полном объеме и разносторонности его проявлений.

Стремление проследить на биографии Есенина типический характер русского поэта наблюдалось и даже реализовывалось уже при его жизни и сразу после кончины: вспомним хотя бы романы «Вор» Леонида Андреева и «Роман без вранья» Анатолия Мариенгофа. Находясь в Италии и узнав за границей о гибели Есенина, Максим Горький вспоминал о своей встрече с поэтом и рассуждал в письме из Неаполя 9 января 1926 г.: «И тогда же мне подумалось: какой удивительно ценный материал для повести о гибельной жизни русского поэта! Именно так: сам Сергей Есенин , со всем его хулиганством, превосходное художественное произведение , шутя и цинически созданное окаянной русской действительностью» [2418] (курсив наш. – Е. С .). Пролетарский писатель сообщал в другом письме к тому же адресату 10 марта 1926 г.: «Я собираю все, что пишется о нем и, м. б., напишу нечто, имея материалом не только его, но и еще несколько лиц, ему сродных. Очень хочется изобразить трагическую жизнь русского поэта». [2419] В итоге М. Горький написал воспоминания «Сергей Есенин» (1926).

Автор данного исследования не ставил задачей отыскивать источники, послужившие побудительными причинами и исходным материалом для создания произведений Есенина. Попутной находкой стало обнаружение статьи Ф. И. Буслаева «О народной поэзии в древнерусской литературе (Речь, произнесенная в торжественном собрании Московского университета 12 января 1859 г.)», [2420] использованной Есениным в качестве одной из отправных точек для написания «Ключей Марии» (1918).

Известно, что в тексте «Ключей Марии» упомянуто имя Буслаева (V, 187) и комментаторы приводили другие работы филолога XIX века в качестве известных поэту и использованных в теоретической статье: Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Сочинения Ф. И. Буслаева. Т. 1. СПб., 1861; Исторические очерки Ф. И. Буслаева по русскому орнаменту в рукописях. Пг., 1917; Русская хрестоматия: Памятники древней русской литературы и народной словесности… Для средних учебных заведений / Сост. Ф. И. Буслаев. 12-е изд. М., 1912 (V, 452, 460, 462–465, 469).

Пример есенинского образца рассуждения о создании человека из вселенско-земного материала по данным «Голубиной книги» (V, 195 – комм. V, 469) восходит к цитате Ф. И. Буслаева «О народной поэзии в древнерусской литературе…» (с. 47). Упоминание Есениным мифа о возникновении Земли из тела человека: «Эдда построила мир из отдельных частей тела убитого Имира» (V, 196) – напоминает фрагмент той же статьи Ф. И. Буслаева (с. 45). (См. об этих сопоставлениях в главах книги.)

Примечательно, что Есенин, как и Ф. И. Буслаев, привел отдельные азбучные примеры, а не дал толкования всем буквам без исключения.

В нашем исследовании раскрыт прообраз есенинского персонажа, который назван в статье «Ключи Марии» (1918) как Иовулл (Иогулл) – см. главу 4.

Еще одной лингвистической находкой, обнаруженной в ходе фольклорных экспедиций в с. Константиново, стало новое прочтение стихотворения Есенина «Заглушила зас у ха засевки…» (I, 62 – 1914). Оказывается, согласно диалектным особенностям говора «малой родины» поэта, ударение в слове «зас у ха» следует ставить на 2-м слоге (хотя в литературном произношении стихотворный ритм становится иным, но он не проигрывает диалектному звучанию). О народном окказиональном обряде, который лег в основу стихотворения Есенина, рассказала уроженка с. Константиново. А. И. Цыганова, 1911 г. р., сообщила: «А вот тогда бывалоча ещё вот когда засуха , ходили кругом поля с этими, как они называются, с иконами – иконы-то на длинных шестах, с иконами так. И вот когда бывала засуха , так мы в воскресенье идём в церковь, батюшка объясняеть, что если на этой неделе дождя не будеть, на следующей в воскресенье пойдём кругом поля, вот где наше например Константиново поле, начинаем от Кузьминска и кругом туда до Раменок – всю поле кругом и потом обратно в церковь. Это я помню хорошо: бывало, придём устанем!». [2422] Сообщение А. И. Цыгановой не только заставляет фонетически иначе звучать стихотворение Есенина, но и прибавляет новый смысловой штрих к его сюжету: обряд проводился в воскресенье, а не в любой день недели.