Владимир Козаровецкий - Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации

Еще в нескольких случаях тоже имеют место улучшения, хотя замены никак не связаны с цензурными требованиями. Отсюда может быть сделан вывод, что в распоряжении Ершова был первоначальный текст с пушкинскими поправками, который впоследствии был уничтожен. Вместе с тем часть отточий в сказке фиктивны, это пушкинские изъятия, не нарушающие повествования, и попытки любой их замены текстом могут привести только к ухудшению. Вот первая же ершовская вставка на место точек во второй части сказки:

Пушкинский текст не требует никаких добавлений, а Ершов, уверенный в том, что здесь все должно быть зарифмовано, «как положено», с чередованием женских и мужских рифм, заполняет ритмическую фигуру, вставляет неуместные скобки и еще более неуместное «взмахом кулака» , своей неумелостью неизбежно выдавая себя.

В каждом конкретном случае отточий в тексте сказки следует отдельно разбираться, по какой причине автор их ставит или ими заменяет ранее имевшие место строки. Так, следующее (второе по счету в этой части сказки) отточие вместо двух строк «Царь тем так доволен был, Что их шапкой наградил» (вставленных позже Ершовым) – тоже цензурное изъятие, поскольку по отношению к царю они достаточно ироничны. Следующим отточием Пушкин сам сокращает 10 строк для динамичности и естественности изложения, Ершов вместо них вставляет 20, половина из которых – бывшие пушкинские, а половина – придуманные Ершовым, в которых у него Иван ведет себя и глупо, и «не по чину» – да к тому же Ершов еще вводит в стихотворную речь царя и свои глупости ( « В силу коего указаСкрыл от нашего ты глаза Наше царское добро – Жароптицево перо?» ) и «перлы» : «Что? Ты смел еще переться?» А вот как органичен пушкинский текст, если не обращать внимания на отточия :

Каждое исправление Ершова выдает либо непонимание «собственного» литературного приема, либо непонимание контекста «собственной» сказки, и практически всегда – стихотворную неумелость, что тоже делает невозможным признание его авторства .

Вот еще несколько аргументов, опрокидывающих какую бы то ни было возможность признания Ершова автором «КОНЬКА-ГОРБУНКА» :

1) Пытаясь опровергнуть утверждение Лациса, что Ершов получил 500 рублей за согласие поставить свое имя под сказкой, защитники авторства Ершова говорят о неком мифическом договоре между Сенковским и Ершовым, по которому последний получал от Сенковского по рублю за строку публикуемых в «Библиотеке для чтения» его стихов. При этом они умалчивают о том, какой разговор состоялся между посредником Ершова, Владимиром Треборном, и Сенковским:

«Я не понимаю, с чего берет Ершов так смело требовать с меня денег за стихи и назначать цену; это точно торг с Сенной. Ему ничего не следовало получить и не будет следовать. Всем известно, что я никогда за стихи не платил; как же он может требовать?»

На Сенковского это похоже; разумеется, Пушкину-то он платил, а вот с остальными вполне мог обходиться именно таким образом, и Ершов, описывая свои денежные отношения с Сенковским, выдавал Ярославцову желаемое за действительное. Сенковский был в коммерции жестким человеком, да ведь нельзя же и мазать его одной черной краской и считать, что он всюду лжет. К тому же надо было и «накопить» этот долг – опубликовать 600 строк стихов в «Библиотеке для чтения», не получая гонораров, а потом предъявить такой счет! Между тем к моменту этого разговора Треборна с Сенковским Ершов опубликовал в «Библиотеке» около 1400 строк стихов ( помимо сказки ). Значит ли это, что Сенковский уже оплатил ему первую часть сказки и 800 строк опубликованных стихов, а за остальные 600 задолжал? Откуда у наших филологов такое представление? И как, в таком случае следует понимать слова Сенковского, сказанные Треборну в том же разговоре: «Я должен вам сказать, что я очень недоволен Ершовым: я ему все сделал, а он поступил со мною очень подло, – извините за выражение, – он был очень неблагодарен против меня» .

При внимательном рассмотрении ситуации выясняется, как и во всех других случаях, что факты свидетельствуют против версии авторства Ершова .

2) Ершов, по его словам, будучи в «страшной хандре» , уничтожил « заметки, писанные Пушкиным »и студенческий дневник. Пытаясь объяснить уничтожение дневника и беловика сказки с поправками Пушкина, наши филологи ссылаются на свидетельства Ярославцова и художника М.С.Знаменского. Но если признать, что Ершов не был автором сказки, придется признать и тот факт , что «простодушный» Ершов был неоткровенен ни с Ярославцовым, ни со Знаменским. Мы не знаем, когда точно он уничтожил свой дневник и свой беловик сказки с пушкинской правкой, но в любом случае он это сделал не потому, что в дневнике было «одно идеальное» , которого он устыдился. Ершов довольно быстро убедился, что поддерживание позы автора сказки требует осторожности и что порой приходится отвечать на вопросы, на которые у него и ответа быть не могло. А из пушкинской правки и из записей в дневнике могло стать очевидным, что истинный автор – Пушкин.

Чтобы сохранить тайну, врать приходилось и лучшим друзьям, так что свидетельства Ярославцова и Знаменского в данном случае – лишь то, что сказал им Ершов, а что было на самом деле, нам неизвестно. Но при чем тут « заметки, писанные Пушкиным и другими» ? Их-то чего было уничтожать – тем более «в страшной хандре» ?! Такого рода «заметки» в трудную минуту могут только поддержать писателя, а не усугубить его уныние или хандру.

Такое можно объяснить только тем, что Ершов сознательно не оставлял следов пушкинского авторства сказки.

3) До нас не дошло ни одного экземпляр а журнальной публикации или отдельного издания сказки 1834 года с надписью «От автора» любому из тех, кто принимал участие в его литературной и жизненной судьбе: Жуковскому, Никитенко, Плетневу, Пушкину или Сенковскому, – что представляется просто невероятным. Что бы ни говорили наши филологи о «перемещении библиотек», о том, что детские книги сохраняются реже – или вообще не сохраняются, невозможно объяснить, что не уцелело ни одного подобного экземпляра сказки, если считать автором Ершова. Не потому ли эта книга и могла исчезнуть из пушкинской библиотеки (а она в ней была), что никакой дарственной надписи на ней не было? На сегодняшний день не существует ни одного экземпляра ни одного издания сказки с дарственной надписью Ершова, подтверждающей его авторство.