Владимир Козаровецкий - Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации

За время ссылки на Юге Пушкин в чине не повышался, перед ссылкой в Михайловское он был уволен. В 1830 году Бенкендорф «предлагал ему камергера» в обмен на службу в канцелярии III отделения – Пушкин отказался. В 1831 году, после знакомства царской четы с Натальей Николаевной в Царском Селе, Пушкин был восстановлен в Иностранной коллегии в прежнем чине, без обязательств появляться на службе . Уже после его смерти, во время военно-судного дела выяснилось, что его тайно сделали камергером, о чем он даже не знал, но эту информацию мгновенно замяли. В любом случае вплоть до конца 1835 года, когда уже был закончен «Ревизор», Пушкин был в чине титулярного советника, что и в самом деле « немного меньше » коллежского асессора, и действительно никогда не был обременен обязанностью появляться в присутствии.

Всем приведенным цитатам из пьесы можно было бы дать такое же «документальное» подтверждение в виде отрывков из воспоминаний современников, но это слишком загромоздило бы изложение; к тому же почти все использованные Гоголем пушкинские черты и привычки и подробности его образа жизни сегодня уже общеизвестны. Однако еще пару любопытных реплик Хлестакова мы все же поддержим и документально.

«А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем» . ( III, 6) Этой реплике соответствуют воспоминания П.И.Миллера о встрече с Пушкиным в Царском Селе в 1831 году: «Многие расставленные по саду часовые ему вытягивались, и еслион замечал их, то кивал им головою» . Но известен и более забавный факт, когда цензор В.Н.Семенов, увидев толпу на Невском, решил, что встречают выезд императора, и, приготовившись, снял шляпу; оказалось, что толпа любопытных сопровождает гуляющего Пушкина. «Таким образом, – писал по этому поводу Будыко, – Хлестаков не преувеличил, а преуменьшил оказанное ему внимание: ведь Пушкин был принят не за главнокомандующего (в то время – командующего столичным военным округом. – В.К. ), а за императора, о чем, конечно, в пьесе того времени написать было нельзя».

И, наконец, реплика Хлестакова «Меня сам Государственный совет боится». ( III, 6)

Здесь Гоголь блестяще обыграл тот факт, что Государственным Советом в августе 1828 года после расследования по делу о стихотворении «Андрей Шенье» «поручено было иметь за ним (Пушкиным. – В.К. ) в месте его жительства секретный надзор» (председатель Государственного Совета граф В.П.Кочубей – главнокомандующему в столице графу П.А.Толстому), причем решение это при жизни Пушкина так и не было отменено .

Разумеется, поэту польстил хлестаковский пассаж, свидетельствовавший перед всей театральной публикой, а значит – и перед всем высшим светом, о славе Пушкина : «Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: “ Ну что, брат Пушкин? ” – “ Да так, брат, – отвечает, бывало, – так как-то все… ” Большой оригинал» . ( III, 6). И наверняка публика в этом месте смеялась. Но Пушкин, катавшийся от смеха во время известного чтения Гоголем комедии в присутствии Жуковского и других литераторов, смеялся не над этим – его смешили в репликах Хлестакова обыгранные Гоголем факты из его, пушкинской жизни.

Сказанное наконец-то объясняет смысл фразы, брошенной Пушкиным жене по возвращении домой после этого чтения: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя» . Обычно гоголеведы и пушкинисты понимают ее как свидетельство того, что Гоголь, использовав рассказанный Пушкиным сюжет, «Ревизором» «обобрал» Пушкина. Между тем фраза эта имеет другой – и во многом мистификационный – смысл. Несомненно, Будыко был прав, утверждая, что имела место совместная, Пушкина и Гоголя игра, что использовать этот набор реплик с отсылками к пушкинской биографии Гоголь мог себе позволить только при согласии Пушкина и что «созданная Гоголем и Пушкиным мистификация, которую не могли понять рядовые зрители спектакля “Ревизор”, должна была доставить массу удовольствия любителю остроумных шуток Пушкину, который смеялся на протяжении всего чтения пьесы Гоголя». С другой стороны, некоторые факты, использованные драматургом, были таковы, что Пушкин и заикнуться по этому поводу не мог вслух: Гоголь «обирал… так, что и кричать нельзя» .

И все же, как это ни парадоксально, я убежден, что самое большое наслаждение во время чтения Пушкину доставило не самое смешное место в пьесе, где городничий (читай – царь, Бенкендорф) предлагал почтмейстеру (читай – Булгакову) «немножко распечатать» частную переписку. Это наслаждение было тем больше, чем ярче Пушкин представлял себе их реакцию во время будущего спектакля.

Весной 2004 года в руки мне попала книга академика Н.Я.Петракова «Последняя игра Александра Пушкина», выпущенная издательством «Экономика». Математик-экономист написал блистательную работу о дуэли и смерти Пушкина, наконец-то расставившую все по своим местам в этой истории, недовыясненность которой породила целую литературу. Книжка вышла в 2003 году, но была замолчана нашей пушкинистикой, для которой петраковская трактовка преддуэльных событий означала крах и забвение большинства книг и статей, написанных на эту тему. Потому и я ничего не слышал о ней.

Я немедленно получил санкцию в «Русском Курьере» на интервью с Николаем Яковлевичем, встретился с ним, и 28 мая 2004 года, в преддверии пушкинской годовщины, интервью «Последняя игра Александра Пушкина» было опубликовано.

Уже после публикации интервью я обнаружил в «Вопросах литературы» свежую рецензию Б.Сарнова на книгу Петракова – «Тамара ему, конечно, изменила» (2004, №2; http://magazines.russ.ru/voplit/2004/2/sar8.html), написанную в недопустимом для литературного критика тоне. Понимая, что после публикации нашего интервью Сарнов вряд ли пойдет на дискуссию, но, учитывая, что в свое время Сарнов написал очень хорошую рецензию на книгу А.Лациса «Верните лошадь!» (М., 2003), чем поспособствовал ее изданию, я все-таки позвонил ему и предложил дать интервью по поводу книги Петракова «Русскому Курьеру». Сарнов сказал, что если уж он о чем-нибудь пишет, то делает это наилучшим образом, и в дальнейшем у него уже не возникает необходимости говорить о том же. Этот ответ вполне удовлетворил меня, развязав мне руки.

Практически одновременно с публикацией нашего интервью, в котором содержалась и резкая критика в адрес известных пушкинистов, к пушкинской годовщине появились еще две публикации в прессе (А.Королев. «ТАЙНА РОКОВОГО ДИПЛОМА», в газете «Культура» за 1 – 6 июня 2004 г., и А.Лисунов. «СУДНОЕ ДЕЛО», в майском номере журнала «Народное образование») – и, так же как и в книге Петракова, в них высказывалось мнение, что «пасквильный диплом» Пушкин написал и разослал своим друзьям сам .