Любовь Чурилина - Актуальные проблемы современной лингвистики. Учебное пособие

Общее во всех определениях фрейма – аналогия с модулем технического устройства и с рамкой в кино. <...> Можно так сгруппировать понимания термина:

1. Система выбора языковых средств – грамматических правил, лексических единиц, языковых категорий, – связанных с прототипом сцены. Кроме связей внутри фрейма, есть еще и межфреймовые отношения, существующие в памяти как результат того, что разные фреймы включают один и тот же языковой материал, а элементы сцен сходны, определяются одним и тем же репертуаром сущностей, отношений или субстанций, а также контекстов употребления в жизни человека [Fillmore].

2. В концепции Э. Гоффмана <...> фрейм ассоциирован с английским словом framework (каркас) и указывает на «аналитические леса» – подпорки, с помощью которых мы постигаем свой собственный опыт. <...>

3. Общее родовое обозначение набора понятий типа: схема, сценарий, когнитивная модель, «наивная», или «народная», теория <...> как система категорий, структурированных в соответствии с мотивирующим контекстом. Некоторые слова существуют для того, чтобы обеспечить коммуникантам доступ к знанию таких фреймов, а одновременно категоризуют опыт в опоре на систему понятий. Мотивирующий контекст, в свою очередь, – корпус пониманий, структура практик или история социальных установлений, на фоне которых нам кажется постижимым создание конкретной категории в истории языкового коллектива <...>.

4. Единица знаний, организованная вокруг некоторого понятия, но, в отличие от ассоциаций, содержащая данные о существенном, типичном и возможном для этого понятия. Фрейм обладает более или менее конвенциональной природой и поэтому конкретизирует, что в данной культуре характерно и типично, а что – нет. Особенно важно это по отношению к определенным эпизодам социального взаимодействия – поход в кино, поездка на поезде – и вообще по отношению к рутинным эпизодам. Фрейм организует наше понимание мира в целом, а тем самым и обыденное поведение (скажем, когда мы платим за дорогу или покупаем билеты привычным для нас образом) <...>. Фрейм при таком подходе – структура данных для представления стереотипной ситуации (типа: нахождение в комнате, ритуал детского дня рождения), соответствующая обычно частотным, но иногда и непродуктивным стереотипам. С каждым фреймом связано несколько видов информации: об его использовании и о том, что следует ожидать затем, что делать, если ожидания не подтвердятся. <...>

Задание 1. Сопоставьте предложенную в работах А. Вежбицкой реконструкцию концепта «Друг» как элемента русской (советской) национальной концептосферы с материалами соответствующих статей «Словаря ассоциативных норм русского языка» и «Русского ассоциативного словаря».

Каковы результаты ваших наблюдений: насколько удачным, соответствующим современным представлениям русских о дружбе и друзьях, является результат концептуального анализа, проведенного А. Вежбицкой? Отразились ли в последнем по времени создания ассоциативном словаре какие-либо модификации русского национального концепта «Друг»?

Внимание западных, особенно американских, студентов, изучающих русский язык, часто обращают на себя русские модели «дружбы» «friendship» (я поставила слово «friendship» в кавычки, потому что само это слово воплощает в себе определенную категоризацию и интерпретацию отношений между людьми, отличную от той, которая отражена в русском языке).

Например, Хедрик Смит в своей получившей заслуженное одобрение книге «Русские» (The Russians) писал:

Их [русских] круг общения обычно более узок, нежели круг общения западных людей, особенно американцев, которые придают такое большое значение общественной жизни, но отношения между русскими обычно более интенсивны, требуют большего, оказываются более длительными и часто больше дают людям.

Я слышал о супружеской паре, отправленной на два года на Кубу; другая семья взяла их сына-подростка к себе в двухкомнатную квартиру, и без того переполненную. Когда поэтесса Белла Ахмадулина вышла замуж в третий раз, они с мужем оказались без гроша, и их друзья купили им целую обставленную квартиру. Стоит диссидентствующему интеллектуалу попасть в трудное положение – и истинные друзья преданно отправятся на выручку, невзирая на ужасающий политический риск...

Они вступают в дружеские отношения лишь с немногими, но этих немногих нежно любят. Западные люди находят насыщенность отношений, практикуемых русскими в своем доверительном кругу, и радующей, и утомительной. Когда русские до конца открывают душу, они ищут себе брата по духу, а не просто собеседника. Им нужен кто-то, кому они могли бы излить душу, с кем можно было бы разделить горе, кому можно было поведать о своих семейных трудностях или о неладах с любовником или любовницей, чтобы облегчить жизненное бремя и не отказывать себе в удовольствии вести бесконечную философскую борьбу с ветряными мельницами. Как журналист, я нахожу это несколько щекотливым, поскольку русские требуют от друга полной преданности.

Подобно многим другим иностранным комментаторам, Смит связывал потребность русских в интенсивных и длительных дружеских отношениях с условиями жизни при советском режиме:

Именно потому, что публичная жизнь находится под столь пристальным надзором, и поскольку русские не могут позволить себе быть откровенными и искренними с большинством людей, они придают дружеским отношениям столь большое значение. Многие из них, по крайней мере в больших городах, были единственными детьми, для которых ближайшие друзья заменяют братьев и сестер, которых им не хватало. Они будут заходить друг к другу почти каждый день, как члены одной семьи...

Дружеские отношения – это не просто компенсация за холодную обезличенность общественной жизни, но и жизненно важный источник самоидентификации личности.

Друзья – это единственное, что нам действительно принадлежит, – признался один математик. – Они составляют ту единственную часть нашей жизни, в которой мы сами делаем свой выбор. Мы не можем выбирать в политике, религии, литературе, работе. Всегда кто-то сверху влияет на наш выбор. Но с друзьями не так. Друзей мы выбираем сами.

Выбор, по крайней мере среди интеллигенции, делается особенно тщательно, поскольку важная составляющая дружеских отношений у русских – испытание на политическое доверие. Это придает им особую глубину и доверительность. Американцам, избавленным от жестокостей советских политических чисток, репрессий и непрекращающегося идеологического давления, не приходится выносить жизненно важные, критические суждения, чтобы отделить подлинных друзей от коварных доносчиков. Советские люди выносят такие суждения часто и всегда безошибочно.