Любовь Чурилина - Актуальные проблемы современной лингвистики. Учебное пособие

Хотя я не располагаю никакими данными касательно относительной частотности форм единственного числа друг и множественного числа друзья, я бы высказала суждение, что множественное число является даже более употребительным и более значимым для русской речи, нежели друг. В отношении форм приятель (ед.) и приятели (мн.), вероятно, верно обратное: друзья человека образуют группу поддержки, жизненно важную для него, а приятели не образуют какой бы то ни было собирательной категории (можно скорее сказать все мои друзья и даже все мои знакомые, чем все мои приятели). В качестве формы обращения друзья также вполне обычны, а *приятели неприемлемы.

Общеупотребительные словосочетания, такие, как родные и друзья и помощь друзей, также подтверждают впечатление, что форма множественного числа друзья составляет выделенную концептуальную категорию, подтверждаемое и тем фактом, что слово друзья обычно используется без притяжательного местоимения, тогда как приятели лучше звучит с притяжательным местоимением <...>.

(Это не означает, что все носители языка отвергают форму приятели без притяжательного местоимения, но обычно они предпочитают сочетание его приятели. В случае с формой друзья дело обстоит иначе.) <...>

Важность концепта друзья в русской жизни прекрасно иллюстрируется следующими шестью предложениями, которые все взяты с одной страницы воспоминаний о двух знаменитых русских диссидентах, Анатолии Марченко и Ларисе Богораз <...>:

Друзья помогли Ларе с Толей тоже купить в Тарусе кусок дома.

В 73-м году и позже я туда [в Тарусу] приезжала навестить друзей, гулять, купаться и работать.

Гостили Саня и Катя, приезжали и родители, навещали друзья. ..

Летом поблизости селились Ларины родители и друзья – Лавуты, Кунаевы.

Приезжавшие на день-два друзья тоже старались помогать [строить дом].

Пока же они, втроем или вчетвером, и многочисленные родные и друзья, освободившиеся из заключения и преследуемые, которые приезжали к ним, – все ютились в маленькой избушке, разделенной на три части дощатыми перегородками.

Эти шесть предложений, два из которых повествуют о том, как была оказана значительная помощь, а четыре – о длительных визитах, весьма характерны, и они показывают, что значат друзья: видеть своих друзей, беседовать с ними, проводить с ними много времени – это одна из наиболее важных составляющих русской жизни; и сюда же входит и помощь друзьям, когда они в ней нуждаются. Снова процитируем Шлапентоха:

Понятие друга в Советском Союзе отличается от представления о друге в Соединенных Штатах. Американцы используют слово «друзья» («friends»), даже говоря о людях, с которыми они поддерживают лишь поверхностные отношения (<...> соседи рассматриваются... как друзья). Но для советских людей друг – это человек, с которым у вас глубокие эмоциональные, близкие отношения. Друзья в советском обществе в типичном случае поддерживают весьма интенсивные контакты. Когда Семен Липкин, советский литератор, подружился с Василием Гроссманом, известным писателем, они стали «видеться каждый день»... и никакого советского читателя это не удивляет.

<...> Будучи русским, Шлапентох полагает, что обязанность помогать «другу», хотя и оказывается особенно ясно артикулированной в русской культуре, является универсальной для всех людей:

Во всех обществах от друга склонны ожидать, что в чрезвычайной ситуации – когда в опасности твоя жизнь, свобода или выживание – друг будет в полной мере предоставлять тебе помощь и успокоение. В советском обществе ожидания, что друзья будут активно помогать тебе, даже когда это будет связано с риском для них, особенно высоки. Здесь опять-таки необычайно высокие требования, предъявляемые к друзьям, в большой степени обусловлены политическим произволом властей.

Но весьма сомнительно, чтобы во всех обществах ожидалось, что «друзья» будут «в полной мере предоставлять тебе помощь и успокоение». Конечно, никакое ожидание такого рода не входит как составная часть в непосредственное значение ближайших аналогов русского слова друг в других языках, в том числе и в значение английского слова friend. Однако такое ожидание, по-видимому, действительно составляет часть непосредственного значения русского слова друг.

Интересно, что оба указанных ключевых элемента русского концепта друг (интенсивное и задушевное личное общение и готовность помогать) включены в художественное определение Толстого (данное в словах Пьера, обращенных к Наташе в «Войне и мире»):

...но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому-нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе, – вспомните обо мне.

Связь, предполагаемая словом друг, гораздо крепче, чем связь, предполагаемая словом приятель, не говоря о связи, предполагаемой словом знакомый, как показывают следующие отличия в степени приемлемости:

настоящий друг, *истинный друг

настоящий приятель, *истинный приятель

настоящий знакомый, *истинный знакомый,

где настоящий (-ая) соответствует английскому «real», или «genuine», а истинный (-ая) – английскому «true». Только друг может быть охарактеризован как «настоящий», или «истинный», потому что из всех трех слов только друг подразумевает наличие крепкой глубинной связи, которую можно подвергнуть испытанию.

Академический «Словарь синонимов» (ССРЯ) определяет друга как «человека, близкого по духу, по убеждениям, на которого можно во всем положиться», а ССРЛЯ («Словарь русского литературного языка») – как «человека, тесно связанного с кем-либо взаимным доверием, преданностью, любовью». Согласно этим определениям, для друга определяющими элементами, по-видимому, также являются, грубо говоря, готовность открыть другому человеку свои мысли и чувства, полное доверие, готовность помочь и интенсивные «добрые чувства»:

С приятелями в кино ходят, футбол гоняют, а с другом все напополам идет – и радость и горе (Михалков, ССРЛЯ);

Через два-три дня мы стали уже друзьями, ходили всюду вместе, поверяли друг другу свои намерения и желания, делили поровну все, что перепадало одному из нас (Горький, ССРЛЯ).

Друг – это тот, на чью помощь можно полагаться. Об этом свидетельствует выражение будь другом, используемое «для выражения усиленной просьбы» (ССРЛЯ), т.е. «чтобы усилить просьбу»:

На святках Львов стал уговаривать Платона:

– Ты – храбрый, будь другом, помоги мне (Горький, ССРЛЯ).

Выражение не в службу, а в дружбу указывает в том же направлении.