Коллектив авторов - Русская литература XIX века. 1850-1870: учебное пособие

Это не что иное, как намек на III Отделение.

Особое место, по мысли исследователя И.Г. Ямпольского, отводилось приему «маски», «повествования от имени подставного лица, которое не только не тождественно с авторским, но служит основным объектом сатирического разоблачения». При этом «враждебный поэту образ мыслей доводится <���…> до предельной уродливости и развенчивается как бы изнутри»:

Таковы маски благородного дворянина, мечтающего о возвращении крепостного строя (« Мы – особь статья!» Богданова), провинциального помещика (« Провинциальным Фамусовым» Минаева), либерала (« Сон на Новый год» В. Курочкина), чиновника-взяточника (« Негордый человек» Вейнберга), славянофила (« Я трепетал…» Минаева), обывателя и мн. др. Устойчивой маской Д. Минаева стал отставной майор Михаил Бурбонов, тупой и грубый солдафон, от лица его вышла целая книга – « Здравия желаю! Стихотворения отставного майора Михаила Бурбонова» (1867).

Еще один яркий прием – на страницах стихотворений искровцев действуют известные литературные герои: Митрофан, Ноздрев, Чичиков, Хлестаков, Молчапин, Скалозуб, Базаров и др. Типические явления прошлого, оказывается, ещё живут, приспосабливаясь к новой действительности. Так, персонажи «Горя от ума», дожившие до 1860-х годов, действуют в сценке Минаева « Москвичи на лекции по философии». Оба названных приема нередко сочетаются. В одном из лучших своих стихотворений В. Курочкин рассуждает о романе Чернышевского «Что делать?» от имени «проницательного читателя» – не выражая прямо своего сочувствия идеям романа:

Включение в сферу поэзии «низкой» действительности привело к обновлению поэтического языка – его демократизации, сближению стихотворной речи с разговорной. Отстаивая простоту формы без намеренной примитивной упрощённости, искровцы использовали куплеты с рефреном, обращаясь к опыту французских поэтов-песенников, в первую очередь, Беранже.

Остроумны пародии, направленные главным образом против «искусства для искусства». Таковы пародии Минаева на А. Фета – « Чудная картина!..», « У камина», « Грезы» и др. «Пародия становится… средством становления новой формы, одним из путей обретения самостоятельности, противоядием серости и безликости штампа», – писал Н. Скатов. Поэты «Искры» высмеивают узость тематики, воспевание мимолетных и смутных настроений, красивость, романтический пейзаж и т. п. как общие тенденции в творчестве своих литературных противников:

Кроме собственных пародий, искровцы нередко прибегали к пародийному использованию отдельных строк и словосочетаний, ритмики, строфики, сюжетной схемы известных произведений. Эти поэтические «перепевы» в отличие от пародий не дискредитируют литературный источник – объекты сатиры здесь другие. Но смех вызывает и само разрушение привычных поэтических ассоциаций. Неожиданное сближение двух литературных источников служит средством усиления комического эффекта. Так, например, в « Просьбе» Минаева (1862), разоблачающей выпады ретроградов против эмансипации женщин, используются элементы художественной формы «Молитвы» («Я, матерь божия, ныне с молитвою…») и «Туч» М.Ю. Лермонтова:

Излюбленным жанром искровцев была эпиграмма, в которой использовались такие средства комического, как острота и каламбур (игра двойным значением, звуковой близостью далеких по смыслу слов и т. п.). Лучшим мастером эпиграммы, непревзойденным импровизатором был Д. Минаев:

Большое место в литературном наследии искровцев занимают переводы из классической европейской поэзии – Данте, Шекспира, Байрона, Шелли, Лонгфелло, Гете, Шиллера, Гейне, Мольера, Беранже, Мюссе, Гюго и многих других. Вершина переводческой деятельности – песни Беранже в переводе В. Курочкина. Интересным был перевод Д. Минаевым «Божественной комедии». Поэт просил сделать на его надгробном памятнике надпись: «Жил и перевёл на русский язык Данте».

Творчество поэтов-сатириков середины века – одна из самых ярких страниц в истории русской сатирической поэзии.

Литература

Поэты «Искры»: Стихотворения и поэмы: В 2 т. / Вступ. ст., сост., подгот. текста и прим. И.Г. Ямпольского. Л., 1987 (БПбс).

Ямпольский И.Г. Середина века. Очерки о русской поэзии 1840– 1870-х гг. Л., 1974.

Скатов Н.Н. Некрасов: Современники и продолжатели. Очерки. М., 1986. С. 77–99.

Кулешов В.И. Русская демократическая литература 50-60-х гг. XIX в. М., 1989. С. 67–83.

Первая книга сочинений Козьмы Пруткова открывалась красочным портретом автора и биографической заметкой, из которой читатель мог узнать, что Прутков родился 11 апреля 1803 г. Далее следовали сведения об его молодости, государственной службе и т. д., и т. п. Но всё это было литературной мистификацией. Никакого Козьмы Пруткова, поэта, баснописца, драматурга, в действительности не существовало. Молодые литераторы – братья Жемчужниковы и поэт А. К. Толстой – создали образ тупого, ограниченного служаки-чиновника, претендовавшего на сочинение произведений в подражание популярным писателям и философам 50—60-х годов XIX в. В образе Козьмы Пруткова пародировались безвкусица и вычурность, высмеивались претенциозность, самодовольство и хвастовство.

Сочинения Пруткова пользовались большой известностью. Особенно популярны были его «Плоды раздумья. Мысли и афоризмы».