Мария Лоскутникова - Русское литературоведение XVIII–XIX веков. Истоки, развитие, формирование методологий: учебное пособие

Среди «знатнейших» (40) тропов Ломоносов отметил, в частности, метафору, метонимию, синекдоху, антономасию (или прономинацию) и катахресис (катахрезу – прием сочетания противоречивых, но не контрастных по значению слов). В анализе метафоры до сегодняшнего дня интерес представляют предложенная Ломоносовым ее типология и приведенные примеры, раскрывающие метафору как неназванное сравнение: «луга смеются», «угрюмое море», «земля, плугом уязвленная» и др. Метонимия справедливо рассматривается как переименование – например, когда вместо произведения называется его автор: «читать Виргилия [45] , то есть Виргилиевы стихи» (41). В анализе синекдохи Ломоносов вновь дал точное определение, хотя приведенные им примеры не столь показательны для современного восприятия. Так, синекдоха показана как «речение» с количественными характеристиками, «когда род полагается вместо вида» («цвет вместо розы»), «вид вместо рода» («сокол вместо птицы») и др.

Несомненный интерес представляют также суждения Ломоносова по поводу таких внетропических явлений, как аллегория и ирония, – «тропов предложений», по его определению. В обращении же к приемам поэтического синтаксиса автор «Руководства» перечисляет гораздо больше речевых конструкций, чем рассматривается в современной поэтике, ориентируясь, таким образом, на средневековые риторические традиции [46]. Только «лучших фигур предложений» Ломоносов насчитывал 26: «определение, изречение, вопрошение, ответствование, обращение, указание, заимословие, умедление, сообщение, поправление, расположение, уступление, вольность, происхождение, умолчание, сомнение, заятие, напряжение, применение, присовокупление, желание, моление, восхищение, изображение, возвышение, восклицание» (42).

Классицистические представления о связи жанра и стиля изложены Ломоносовым в «Предисловии о пользе книг церковных в российском языке» (1758). В соответствии с нормами трех «штилей» – «высокого, посредственного и низкого» – автор «Предисловия» определил жанровые сферы их применения. «Высоким» стилем создаются героические поэмы и оды; кроме того, Ломоносов рекомендовал использовать его возможности в драматургических произведениях, когда «потребно изобразить геройство и высокие мысли» (54). «Средний» стиль предназначен для «театральных сочинений, в которых требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия» (53), а также для создания произведений в жанрах сатиры, эклоги и элегии. Сферы «низкого» стиля – «комедии, увеселительные эпиграммы, песни». Иными словами, Ломоносов стремился еще четче, нежели Н. Буало, закрепить связь жанра и стиля.

Комплексный анализ и особенностей поэтики современной ему литературы, и литературного процесса в целом Ломоносов предполагал осуществить, как свидетельствует сохранившийся план намеченного труда, в работе «О нынешнем состоянии словесных наук в России» (1756). Однако замысел этот не был реализован.

Таким образом, в научном наследии Ломоносова представлены труды по ряду важнейших проблем поэтики. В первую очередь это проблемы художественной речи – поэтической лексики (стихосложение, тропика, внетропические явления) и поэтического синтаксиса. Ученый внес существенный вклад в развитие русского стиха, осуществив (совместно с В.К. Тредиаковским) его реформу за счет перевода русского стихи из режима силлабической системы, не отвечающей природе русского языка, в систему поэтических координат силлабо-тоники. Ломоносов обращался также к фундаментальной проблеме содержания и формы в искусстве, рассматривая последнюю на двух уровнях – композиционном и языковом. В соответствии с требованиями классицистической методологии Ломоносов установил связь жанра и стиля.

Василий Кириллович Тредиаковский (1703–1768) известен не только как поэт XVIII века, но и как автор «рассуждений словесных и красноречивых наук» (80) – работ по проблемам русского стихосложения и драматургии. Знаток поэтик прошлого, он был переводчиком и последовательным приверженцем классических трудов Аристотеля и Горация, а также переводчиком и восторженным последователем теоретика французского классицизма Н. Буало (Н. Буало-Депрео) [47]. Искреннее восхищение разумностью и стройностью их мысли Тредиаковский выражал неоднократно – в таких работах, как «Рассуждение об оде вообще», «Письмо, в котором содержится рассуждение о стихотворении <���…>» [48], «"Наука о стихотворении и поэзии" с французских стихов Боало-Депреовых стихами ж» и др.

В 1834 г. Тредиаковский написал два произведения: одно художественное («Ода торжественная о сдаче города Гданска») и другое филологическое («Рассуждение об оде вообще») и присовокупил второе к первому. В «Рассуждении» рассмотрены такие актуальные для культуры XVIII века жанры, как ода, стансы и псалм. Однако центром внимания является ода. Тредиаковский определил ее жанровое содержание следующим образом: это «материя благородная, важная, редко нежная и приятная»; особенностью языка и стиля произведения (в широком смысле – жанровой формы) объявлено то, что она создается «в речах весьма пиитических и великолепных» (68). Образцы жанра автор «Рассуждения» видел в «величественности и неподражаемом совершенстве <���…> великих в древности мужей» – в творчестве Пиндара и Горация; не меньшее восхищение вызывали в нем «преизрядные» оды Буало (69).

Значимым филологическим сочинением Тредиаковского стала работа «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» (1735). В ней автор критически рассмотрел старый силлабический стих. Вместе с работой Ломоносова «Письмо о правилах российского стихотворства» (1739) «Новый и краткий способ <���…>» вошел в историю и теорию русской словесности как значимый этап в становлении и развитии русского стиха, связанный с формированием силлабо-тонической системы русского стихосложения.

Появление «Письма, в котором содержится рассуждение о стихотворении <���…>» (1750) было вызвано личными причинами: А.П. Сумароков в своей комедии «Тресотиниус» (1750) вывел Тредиаковского, причем в невыгодном свете. Гнев Тредиаковского по поводу недружественного поведения Сумарокова («господина пиита», как иронически называет его автор «Письма») вылился на все произведение: комедия объявлена «всеконечно неправильной» – «комедия сия недостойна имени комедии», она «точный пасквиль, чего, впрочем, на театре во всем свете не бывает» (71). Тредиаковский обвинил Сумарокова и в том, что тот не владеет языком («в полуторе строчки пять грехов»), – во всяком случае, в той форме, в которой, по мнению Тредиаковского, она должна быть создана. Более того, Тредиаковский, расширив круг рассматриваемых им произведений Сумарокова и обратясь к его трагедии «Хорев» и к «Эпистоле о стихотворстве русском» [49], предъявил Сумарокову обвинения в плагиате: «"Хорев" – трагедия <���…> вся на плане французских трагедий» [50], а в «Эпистоле» «все ж чужие мысли», т. е. мысли Буало (73).