Маргарита Громова - Русская современная драматургия. Учебное пособие

К счастью, настоящий драматург должен быть добрым, я не могу написать ничего подобного» [67].

Для воссоздания жестокой правды нужны новые художественные средства, новый язык, иные жанровые формы. Эксперименты в этом направлении затронули и позднюю «новую волну», и уже определившуюся «новую драму».

Уже немало сказано о «шоковой терапии», обрушившейся на нас благодаря гласности, жестокой реальности, долгие годы камуфлируемой замалчиванием, запретом на темы или обозначением «не наше», «их нравы». «Открылась бездна…» Прежде всего, безжалостно опрокидываются идеалы и кумиры прошлого («Черный человек, или Я, бедный Coco Джугашвили» В. Коркия). Вопреки погодинско-шатровским интерпретациям темы революции сочиняются новые «явления вождя народу» и разыгрываются в современных студиях-лабораториях пародийные композиции, подводящие итог советской театральной «Лениниане», вроде «Человека с рублем» в питерской студии «Четвертая стена». А в Московской студии «Лаборатория» поставлена пьеса В. Денисова «Шесть призраков на рояле», содержание которой навеяно картиной Сальвадора Дали. Копия полотна великого сюрреалиста встречает зрителей в фойе, «оживая» в спектакле, превращая спектакль в полный абсурд: на крышке рояля появляются… призраки, то есть шесть ипостасей вождя мирового пролетариата: «искрометный Поводырь», «ораторствующий Пророк», «громила Практик», «меднолобый и бронзовокостюмный Памятник» с сакраментальным бревном, «лукавый Портрет» и «стреляющий цитатами Подлинник», которые после теоретизирования приступают к «действиям». Для «достижения полной гармонии» струны рояля натягиваются поперек, а педали «присобачиваются» к клавиатуре. Как пишет критик К. Горячев, «Метафора прозрачная: тянет на весь советский период» [68]. Подобное направление в современной интерпретации истории, конечно же, воспринимается неоднозначно, в том числе и как предел начавшегося разрушительного процесса пересмотра и опрокидывания прежнего, как «бесовское действо», «пляска на костях».

В большей степени современная драматургия соприкасается с «театром жестокости», повышенным интересом к жестокостям самой нашей жизни. Расхожей стала сентенция: у нас не было театра абсурда, у нас была абсурдная жизнь. Нынешний перестроечный и постперестроечный драматургический авангард, как заметил один из его исследователей, «спустился из космоса на свалку истории и, рыща среди выброшенных предметов, из них конструирует свою лирико-эпическую модель». В современной нашей драматургии уже накоплен некоторый опыт «нехороших» пьес. Достаточно вспомнить действительно «обжигающую оторопь» от открывшейся перед нами жестокой абсурдной реальности в пьесах «Звезды на утреннем небе» А. Галина, «Свалка» А. Дударева, «Спортивные игры 1981 года» и «Наш Декамерон» Э. Радзинского. А ведь позже появились еще «…Sorry» и «Титул» А. Галина, «Темная комната» Л. Петрушевской, «Я стою у ресторана…» Э. Радзинского… Молодежь еще безогляднее погружается в отечественный беспредел (упоминалась, например, пьеса О. Ернева «Мы пришли»). Многое рассказали нам о разрушительной силе безнравственности, порожденной ложью, конформизмом, пьесы Ник. Коляды («Игра в фанты», «Барак», «Мурлин Мурло», «Канотье», «Рогатка»). Сгущение нелепостей быта, гротесковость ситуаций, шокирующий откровенным цинизмом язык, матерщина стали обычной приметой подобного рода пьес. Когда их поток стал чрезмерно бурным и публицистика вкупе с критиками и эстетиками восстала против «чернухи» (на пике перестройки и гласности), вспомнились давние «размышления оптимиста», драматурга А. Володина: «жестокое, ничтожное, подлое можно описывать в той степени, в какой это обеспечено запасом доброты и любви, как бу мажные деньги должны быть обеспечены золотым запасом. Достоевский имел право на Смердякова и папу Карамазова, потому что у него были Алеша, Настасья Филипповна, и Мышкин, и мальчик Коля…» [69]Лучшие из современных драматургов обладают таким «золотым запасом». Это видно не только из их искренних признаний, но и прежде всего в их творчестве.

Движение неостановимо. У поколения «новой волны» и их предшественников появились молодые последователи: Н. Коляда, О. Ернев, М. Арбатова, А. Железцов, О. Михайлова, М. Угаров, Е. Гремина и мн. др.

Между драматургами «новой волны» и представителями «новой драмы» (объединение это также весьма условно), заявившими о себе в конце 80-х, несомненно, существует определенная преемственность – утверждает критик Н. Бржозовская, – «и в ясном осознании реально происходящих жизненных процессов, и в открытии ранее запретных тем, и попытке найти нравственные ориентиры в нашем сдвинутом, аномальном мире. Но есть между ними и принципиальное различие. Для поколения 60-х самым важным было понимание причин, исследование корней явления, для нового – осмысление последствий. Конечно, не все пьесы укладываются в подобное деление, но общая тенденция прослеживается достаточно очевидно» [70]Критик права в своей последней оговорке: так, имя лидера «новой волны» Л. Петрушевской постоянно упоминается и в размышлениях о «новой драме». Все относительно, все в движении.

Драматургия, посвященная нравственным проблемам, представлена на современном этапе драматургами разных поколений… Она многоаспектна и по содержанию, и по форме. Отрадно возвращение к творческой работе ряда драматургов, готовивших своими пьесами перестройку в конце 80-х, а потом вдруг «исчезнувших» куда-то. Причина известна: слом эпохи. Атмосферу этого времени ощущали, конечно, не только писатели. «В считанные месяцы нас выбило из привычного жизненного ритма, на нас обрушилась лавина информации, кардинально изменившая и наши ценности, и наши взгляды, – писал народный артист СССР, художественный руководитель БДТ Кирилл Лавров. – Каждый из нас пережил если не депрессию, то стресс или хотя бы растерянность… Драматургия должна была деполитизироваться, десоциологизироваться и заговорить новым языком. В одночасье это не делается. Нужно время» [71]И если молодому поколению драматургов такая переориентация была не нужна (они как писатели, родились в этом времени), то для более старших, «заговор молчания» был необходим. В настоящее время с новыми пьесами, осмысляющими происшедшее со страной, с людьми, возвращаются в драматургию Л. Зорин, И. Друцэ, А. Дударев и др.

1. Ворфоломеев М. Распутица // Театр. 1987. № 2. Срок проживания окончен // Театр. 1988. № 5.

2. Галин А. Звезды на утреннем небе // Театр. 1988. № 8. Группа // Театр. 1980. «…Sorry» // Театр. 1992. № 3. Титул // Совр. драматургия. 1993. № 2. Аномалия // Совр. драматургия. 1996. № 4.

3. Дударев А. Свалка // Театр. 1988. № 3. В сумерках // Совр. драматургия. 1997. № 2.