Маргарита Громова - Русская современная драматургия. Учебное пособие

В атмосфере творчества на современном этапе высоко поднята планка критериев правды и художественности. Это объясняется множеством объективных и субъективных факторов и обязывает драматургов не спешить с написанием «злободневных» пьес, тем более, что в нынешних условиях уже никто и не призывает «как можно быстрее и ярче отразить» и, слава богу, не подгоняет упреками в «отставании от жизни», сопровождающими советских драматургов на протяжении всей истории советского театра.

В размышлениях драматургов о сегодняшнем дне на страницах периодики есть разумное понимание недопустимости суетности, понимание высокой ответственности за свои слова, ибо «…Сегодняшний зритель намного обогнал и театральную скоропреходящую моду, и отношение к себе сверху вниз со стороны театра – он изголодался, заждался умного, несуетного разговора о самом главном и насущном, о… вечном и непреходящем…» [62].

Конечно, говорить о всеобщей мудрости и глубине в осмыслении происходящего было бы неправдой, так как надо еще научиться жить во времени, которое началось. Слишком сильна эйфория от возможности говорить и знать все и обо всем. Отсюда очевиден в нашем сознании крен в сторону недавно закрытого, запретного. Это вполне естественно. Какие же свои пути нашли современные драматурги в атмосфере свободы выбора?

В истории советской драматургии установлена закономерность взлета жанра политической драмы: ее связь с подъемом социальной и политической активности общества (революция и гражданская война, рубеж 50—60-х годов).

Период нашей истории, начавшийся с апреля 1985 г. принято сравнивать с обозначенными выше историческими вехами. По аналогии полагалось ожидать вслед за всплеском общественной активности адекватной реакции со стороны политической драмы и театра. Однако ожидания не оправдались. Политическая драма оказалась не просто на периферии, но подверглась как таковая ожесточенным нападкам со стороны теоретиков и практиков литературы и театра. Сложившаяся ситуация может и должна стать предметом детального научного исследования, остающегося за рамками данной работы. Тем не менее для завершения ее необходимо высказать несколько соображений, касающихся нынешнего состояния политической драмы.

Одним из существенных факторов жизни общества к концу 80-х годов является его резкая, все возраставшая политизация. Политика пронизала собой буквально все. Не только общественную, профессионально-трудовую, но даже частную, личную жизнь человека.

Особое место заняли печать, радио, телевидение, обрушив потоки сведений, документов, а затем и их интерпретаций, до того неизвестных массовому читателю и зрителю. С публицистикой не могли конкурировать другие источники информации, в том числе и литература. Газетно-журнальный бум сменился телевизионным, достигшим апогея, когда началась трансляция заседаний съездов народных депутатов, сессий советов разных уровней. Зрители получили возможность наблюдать политическую драму жизни, творимую самими людьми. Законам массового зрелища подчиняются и зрители, и их участники. Экран телевизора зачастую становится весьма условной границей, разделяющей тех и других. Все это во многом напоминает атмосферу массовых зрелищ и театральных празднеств «ситуаций начала времен»: периода революции и гражданской войны. Политические страсти, свидетельствующие об усиливающемся расколе гражданского общества, продолжают довлеть над миром идей и разумных политических действий. Разброс мнений настолько велик и настолько подчинен эмоциям, что о беспристрастном, объективном взгляде художника нельзя и говорить.

Вместе с тем театр, еще надавно активно обращавшийся к политическим пьесам, внезапно прозревает, объявляет себя хранителем классики, ориентированной на общечеловеческие ценности. Невостребованная театром политическая драматургия уходит в тень, следствием чего является прежде всего уменьшение числа конъюнктурных произведений. Что же касается переориентации всех сторон нашего общества, в том числе его искусства и литературы на общечеловеческие ценности, то, как известно, политическая драма не чужда этим проблемам, что подтверждается произведениями М. Булгакова, В. Набокова, Л. Леонова, Б. Брехта.

Идея свободы личности, рассмотренная в различных аспектах философией, этикой, правом, пронизывает все мировое искусство. В политическую драму проблема свободы личности входит вместе с конфликтом, отражающим противостояние личности и тоталитарного государства с его изощренно разработанной системой подавления. Опубликованные за последние годы пьесы свидетельствуют о том, что в политической драме тема тоталитаризма становится ведущей. Она представлена разными направлениями, которые весьма условно можно разграничить и определить как «сталинскую» и тему ГУЛАГа. Сталинская тема пришла в драму и на сцену в пьесах М. Шатрова «Диктатура совести» и «Дальше… дальше… дальше…» и продолжена в пьесах «Вожди» Г. Соловского, «Черный человек, или Я, бедный Coco Джугашвили» В. Коркия, «Иосиф и Надежда» О. Кучкиной. Нельзя здесь не учитывать публикации в 1990 г. известной пьесы П. Вайса «Троцкий в изгнании». Как скоро выяснилось, в советской литературе уже существовали произведения на эти темы, написанные давно, но советский читатель был от их «тлетворного» влияния долго и зорко оберегаем. К нам вернулись романы и пьесы А. Солженицына, проза Ю. Домбровского, В. Гроссмана, пьесы «Колыма» И. Дворецкого, «Надежда Путнина, ее время, ее спутники» И. Малеева, «Анна Ивановна» В. Шаламова, «Брестский мир» М. Шатрова, «Тройка» Ю. Эдлиса и другие, написанные 20 или даже 30 лет назад и только сейчас опубликованные. Большинство из них написаны в традиционных формах (пьеса-хроника, документальная драма, социально-психологическая пьеса). Современное освоение этой темы драматургами неоднозначно, спорно и в художественном, и в содержательном плане. Так, автор пьесы «Вожди» Г. Соловский пытается ввести читателя и зрителя в историю психологического и политического противостояния Сталину Кирова и Орджоникидзе. Трагический по сути материал получает в пьесе неадекватное, упрошенное художественное толкование как очередной факт, подтверждающий коварство Сталина и наивность его окружения. Интересны попытки раскрыть малоизвестные «человеческие» страницы жизни вождей («Иосиф и Надежда» О. Кучкиной). Попытка О. Кучкиной показать внутреннюю драму вождя в связи с трагической судьбой его жены Надежды Аллилуевой оказалась во многом несостоятельной, так как «авторская версия событий» художественно не убедительна.

Паратрагедией назвал свою пьесу «Черный человек, или Я. бедный Coco Джугашвили» В. Коркия. В авторском «предуведомлении» актерам, играющим Сталина и Берию, предложено поменяться ролями во втором акте. Хотя драматург хочет представить это предложение как свой каприз, очевиден содержательный смысл этой перестановки для понимания концепции пьесы. Трагический фарс в стихах, в котором мастерски спародированы сюжетные ситуации, герои, тексты шедевров мировой драматургии («Борис Годунов» и «Маленькие трагедии» А. С. Пушкина, «Гамлет» В. Шекспира), свидетельствует о раздвижении жанровых границ, вмещающих сталинскую тему. Пьеса В. Коркия в постановке студенческого театра МГУ произвела в свое время шокирующее впечатление. Прозвучала мысль о том, что поскольку мы уже смеемся над историческими фигурами, вызывающими совсем недавно страх и ужас, мы с ними тем самым и расстаемся [63]. Думается, что прав М. Шатров, так и не уведший со сцены в финале пьесы «Дальше… дальше… дальше…» своего героя, и В. Коркия, вложивший в уста Сталину под занавес слова: «Но миф о бедном Coco Джугашвили лишь только начинается». Имеется в виду не только сам исторический персонаж, но и его образ в искусстве, в том числе и в политической драме, которая с нашей точки зрения, еще находится на подступах к теме и подлинно художественного открытия в ней еще не сделала.