Ирина Роднянская - Движение литературы. Том I

Булгаков С. Тихие думы. М., 1918. С. 32–52.

Классическая эстетика знает категорию безобразного, но в ее противоположности категории прекрасного; без этой подразумеваемой антитезы изображение безобразного потеряло бы в ней смысл. Эстетика «нового искусства» в предельных случаях знать не хочет о различении безобразного и прекрасного. Или, вернее, всякая натура для нее «безобразна», ибо косна, привлекательны только инструментальная воля художника, его находчивость и изобретательность. Возникает как бы новый эстетический феномен «заманчиво-уродливого», при контакте с которым ошеломление служит суррогатом наслаждения.

Роднянская И. Поэзия Заболоцкого // Вопросы литературы. 1959. № 1. С. 121–137.

В этом вопросе сошлюсь на мнение Д. Е. Максимова, встречавшегося с поэтом в 20-е годы и впоследствии пристально вглядывавшегося в мир «Столбцов», который сразу поразил его «какой-то новой опредмеченной играющей волей и остротой»: «Было очевидно, что стихи эти породила встреча с какими-то страшилищами косного, бездуховного мира, обступившими поэта на полусимволической Конной улице и многих ей подобных, а может быть, и более того – явившимися в его сознании как выражение косных мировых сил в их универсальной космической сути» ( Максимов Д. Е. Николай Заболоцкий: Об одной давней встрече // Звезда. 1984. № 4. С. 185, 187).

Скоро Заболоцкий, уже значительно отойдя от городских «Столбцов», скажет: «Природа в стройном сарафане, / Главою в солнце упершись, / Весь день играет на органе. / Мы называем это жизнь…» («Поэма дождя». 1931) (1, 99).

Блок А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1980. Т. 2. С. 141, 149, 159, 170.

В 1909 году Иннокентий Анненский писал именно об этом стихотворении как об удивительном образце новейшего течения в лирике – неожиданном, завораживающем, смущающем (см.: Анненский И. Книга отражений. М., 1979. С. 339–340).

Из стихотворения «Я, отрок, зажигаю свечи…» ( Блок А. Собр. соч. Т. 1. С. 204).

Блок А. Собр. соч. Т. 2. С. 149.

Ортега-и-Гасет. Указ. соч. С. 338.

Чудакова М. О. Поэтика Михаила Зощенко. М., 1979. С. 67.

См. статьи «Лик и личины России» (раздел «Пролегомены о демонах») и «Легион и соборность» // Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1918. С. 35–46, 125–136.

Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1980. Т. 4. С. 327.

Примеры заимствованы из «смешанных столбцов», писавшихся вслед за городскими.

Альфонсов В. Слова и краски: Очерки по истории творческих связей поэтов и художников. М.; Л., 1966. С. 129. В обэриутском манифесте Заболоцкий с горечью писал: «Нам непонятно, почему Школа Филонова вытеснена из Академии…» (I, 521).

Ср. у Блока таинственную сакрализацию городской толпы: «Это были цари – не скитальцы» (стихотворение «В кабаках, в переулках, в извивах…»).

Цит. по кн.: Альфонсов В. Слова и краски. С. 186.

Вот, наугад: «Тяжеловесны, как лампады, знамена пышные полка» (I, 349); «Сидит извозчик, как на троне» (I, 352); «Младенец, нагладко обструган, сидит в купели как султан» (I, 350); «Бокалов бешеный конклав зажегся, как паникадило» (I, 341); «… и визг молитвенной гитары, и шапки полны, как тиары, блестящей медью…» (I, 353–354).

В предсмертной поэме «Рубрук в Монголии», где к Заболоцкому неожиданно вернулась прежняя молодая энергия и где заново, уже на совершенно ином историко-культурном материале, пересматривается философская контроверза «Столбцов», поэт снова задается вопросом о том, как быть на очной ставке с подавляющей силой, которая рядится в доспехи вселенской мощи и претендует на помпезное единодержавие. И вопрос снова остается без уверенного ответа. Но самая его постановка сопровождается трезвой и ясной усмешкой, не свойственной «Столбцам».

Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 5. Л., 1973. С. 120.

Чуковский Н. Встречи с Заболоцким // Воспоминания о Заболоцком. М., 1977. С. 224.

Македонов А. Николай Заболоцкий: Жизнь. Творчество. Метаморфозы. Л., 1968. С. 116.

Македонов А. Указ. соч. С. 147

Заболоцкий Н. Избранные произведения: В 2 т. М., 1972. Т. 1. С. 367.

Платоновского «душевного бедняка» очень напоминает в «Торжестве Земледелия» окруженный легендой покойник Хлебников: «Кто он, жалкий, весь в коростах, / Полусъеденный, забытый, / Житель бедного погоста, / Грязным венчиком покрытый <���…> Так человек, отстав от века, / Зарытый в новгородский ил, / Прекрасный образ человека / В душе природы заронил».

Насколько непрост, изощрен этот «примитивизм», легко заметить по второму из приведенных стихов. Несчастный кулак «кокал» поклоны, то есть бухался об пол, но поклоны – «медленные»: возникает целая траектория движения, каждого его такта, начинающегося медлительной истовостью и завершающегося стремительной неистовостью. Заболоцкий был виртуозом такой изобразительной механики.

Последнюю «крамольную» строчку Заболоцкий при позднейшей переработке заменил другой.

Эпизод погубления кулаком лошадей с некоторыми изменениями в сторону анекдота перешел из «Впрок» в «Котлован». Не исключено, что за ним, дважды повторенным, стоял известный Платонову и поразивший его случай из жизни, скорее все же трагического, чем прямолинейно-плакатного свойства.

В этом «виновата» чудится какая-то смущенная участливость поэта и кажется, что последующая редакция: «Одна фигура, бородата…» – еще жестче и отчужденней.

Мяло Ксения. Оборванная нить: Крестьянская культура и культурная революция // Новый мир. 1988. № 8. С. 247.

Так зажирел «товарищ Пашкин» из «Котлована», в котором можно увидеть негатив преображенного «дурака» – товарища Пашки из «Впрок», вариант его судьбы и карьеры, тоже с опорой на толковую бабу – жену. «Актив», «активист» – обычно одно из отрицательно заряженных слов у Платонова. Ср. также в «Котловане»: «Давно пора кончать зажиточных паразитов! Мы уже не чувствуем жара от костра классовой борьбы, а огонь должен быть, где же греться активному персоналу!»

Разрядка автора.

Совершенно естественно, что Упоев в хронике – сталинец, для него «Сталин <���…> это Ленин сегодня». Можно предположить, что Сталину, пристрастному читателю «Впрок», это особенно не понравилось. Он презирал таких, как Упоев, это пушечное мясо коллективизации, заранее подписав им приговор. Хроника, без тени умысла, как бы разбалтывала тайну о политической базе вождя.