Ольга Поволоцкая - Щит Персея. Личная тайна как предмет литературы

Думается, что холостая пирушка молодых светских людей, будь она увидена девушкой, воспитанной в традициях русской благочестивой патриархальной семьи, могла быть описана точно таким образом.

Настоящий драматизм ситуации в пушкинском «Женихе» в том, что Жених Наташи вполне может быть по-своему невинен и простодушен: начав с того, что для забавы «умыкнул» купеческую дочку, кончил он тем, что влюбился в нее настолько, что смело решил «заполучить» ее навсегда, то есть жениться на ней (ср. сюжет «Станционного смотрителя»). Он не предчувствует, что это смертельный для него шаг, в своем неведении он невинен как дитя; не ведая, что творит, он беспечен и уверен в успехе своего замысла. Его уверенность зиждется на том основании, что он владеет всеми достоинствами, благами и ценностями жизни: независимостью, богатством, смелостью, молодостью. Даже если и виноват он в том, что «погубил девицу», то, с его точки зрения, это вина не неисправимая – грех покрывается браком; кроме того, он уверен, что его невесте не может прийти в голову разоблачать его преступление, ибо для нее брак с ним – это самый благополучный исход. По-видимому, он действительно простодушно не понимает, «О чем невеста тужит», тогда как она должна радоваться своему счастью, и он всерьез старается рассеять ее сомнения, толкуя ее сон как хороший, обещающий счастливое будущее: богатство и веселье. Он беспечен еще даже в тот момент, когда говорит, что «отрубленная рука» – это «прямая небылица», и уговаривает ее поверить ему и не огорчаться дурному сну. И только в тот момент, когда Наташа, глядя ему в лицо, спрашивает: «А это с чьей руки кольцо?», он «дрожит бледнея», ибо понимает, что его невеста в этот момент засвидетельствовала реальность сказочного злодея, отрубившего руку девице, отождествив его с ним. Не умея понять логику, которая управляет его невестой, Жених, вероятно, видит исход собственного сватовства как безумие, кошмар, абсурд. Приговор народного суда, наверняка, представляется осужденному бессмысленным «ужасным» злодейством.

Я не настаиваю на том, что мне открыта тайна «звенящего кольца»; подобно всем читателям этого «предания», мне тоже «не видно», с чьей оно руки, но из историко-культурной логики построения ситуации мне кажется вероятным самый простой ответ: это кольцо самой Наташи, которым она должна была бы обручиться со своим женихом, не будь она «погубленной девицей»; но она сбрасывает со своей руки кольцо в знак того, что «невесты» нет, она погублена для брака, «правая рука» ее «отрублена», – и, ничье, кольцо катится и звенит, обличая Жениха-злодея и одновременно утверждая реальность «погубленной» девицы.

Так смертельным оказался для Жениха мир его невесты, а художественный замысел Пушкина мне видится в обнажении непримиримости конфликта народного сознания и нового «безбожного» сознания, которое угадывается в безымянном Женихе. Каковы пути преодоления этого конфликта, где отыщется залог нового единства национальной жизни России – вот такие проблемы начинают вырисовываться в творчестве Пушкина уже в 1825 году, когда он создает «Бориса Годунова», пятую главу «Евгения Онегина» и «Жениха».

Удивительно целомудрие, с которым написан «Жених». Для невинного ребенка, читающего эту сказку, еще не знакомого с миром зла, подобная расшифровка этой сказки немыслима. Автор этой статьи, может быть, и грешит против пушкинского замысла, проявляя сокровенные тайны этой сказки.

В повести «Станционный смотритель», по-видимому, продолжается та же тема, что и в разобранной нами сказке «Жених», с теми же, по существу, действующими лицами. Сюжетное расположение относительно друг друга главных героев сказки: Жениха, Наташи и ее отца – изоморфно сюжетным отношениям героев «Станционного смотрителя»: Минского, Дуни, Самсона Вырина.

Наташа – героиня русской сказки, «нашей песни», купеческая дочь, нежно любимая своим отцом; ее сначала «умыкнул» разбойник, влюбившийся в нее настолько, что, когда нашел сбежавшую от него девицу, посватался к ней. Вот та фабульная основа сказки, которую можно без всяких натяжек сравнить с исходной ситуацией в повести «Станционный смотритель», где любимая, «лелеемая» отцом Дуня и богатый дворянин, сначала по-разбойничьи обманом укравший у отца дочь, создадут счастливую семью. Но песенно-сказочная фабула народного предания о «далеком» событии получает в белкинской повести не только неузнаваемо иной облик, так сказать, иную плоть единичного, конкретного, близкого к читателю события, но и существенно иное разрешение в финале. Конфликт в «Женихе» являет себя неразрешимым, его исход «ужасен» и кровав; исход же в повести печален, но конфликт между миром русского великосветского дворянства и миром простонародным существует в повести без знака трагической неразрешимости, которая определена раз и навсегда бытийственно, самим извечно существующим миропорядком. Мир разбойничьего дома-притона, «избушки в лесу», и мир Дома-«гнезда» в сказке договориться не смогут: сватовство обернется для Жениха казнью.

В повести «Станционный смотритель» конфликт не имеет онтологического смысла, он лишь исторический и социальный. Если в сказке «Жених» дом и мир, к которому принадлежит купеческая дочь, замкнут, герметичен, то принципиально отличается от него мир дома станционного смотрителя его буквальной открытостью каждому. Об этом качестве дома Самсона Вырина прежде всего пойдет речь при анализе содержания повести «Станционный смотритель».

Уникальность положения человека в должности станционного смотрителя является первоначальным условием для развития сюжета этой повести. Станция – маленькая точка на одной из проезжих дорог России, через которую пролегает путь многих и многих тысяч людей. Встреча героев состоялась, потому что Дуня была дочерью смотрителя, в дом которого «заглядывает» вся проезжающая по своим делам страна, в частности и гусар Минский.

Вступительное слово в повести посвящено тяготам жизни станционных смотрителей, и первое, на что обращает внимание рассказчик, – на постоянно открытые двери их дома. Их жизнь названа «настоящею каторгой». Каждый, кто переступает порог дома смотрителя, не входит в него как гость, но врывается как враг, «почитая»именно начальника станции виновником всех своих дорожных бедствий. Вступление к повести дает обобщенную картину отношений «господ проезжающих»со станционными смотрителями.