Виктор Шнирельман - Арийский миф в современном мире

Вся эта искусственно препарированная и донельзя упрощенная картина исторических изменений служила Петухову основанием для горького вывода о «маловариантности» истории, которая, в его изложении, в течение тысячелетий сводилась, по сути, к одному процессу – оттеснению «русов-индоевропейцев» варварами (Петухов 2009б: 280). Примечательно, что такое видение истории заставляло его относить эпоху «исторического перелома», когда звезда «русов-индоевропейцев» стала якобы клониться к закату, к 4 – 3-му тыс. до н. э. (Петухов 2009б: 237–240). А в шумерской цивилизации он усматривал «локальную деградацию суперэтноса русов на Ближнем Востоке» (Петухов 2009б: 246). Надо ли говорить, что реальная картина была совершенно иной? В этот период, во-первых, происходило становление древнейших цивилизаций, то есть наблюдался безусловный прогресс, а во-вторых, началось широкое расселение индоевропейцев по Евразии, что также не свидетельствовало ни о каком упадке.

В том, кем именно Петухов изображал мигрантов, особенно ярко раскрывается причина его жгучего интереса к физической антропологии. Начать следует с его представления об антропогенезе и процессах расообразования. Он полагал, что человек современного вида впервые возник на Ближнем Востоке в результате генетической мутации, причиной которой было мощное космическое излучение. Затем эти люди (кроманьонцы) скрещивались с обитавшими по соседству неандертальцами и синантропами, а также иными «архантропами», что в конечном итоге и привело к сложению негроидной и монголоидной рас и всего многообразия человеческих типов. И лишь жившие в Европе кроманьонцы, оказавшиеся в изоляции, долго избегали такого смешения. Это якобы помогло им выработать свой язык и необычайно устойчивые культурные традиции (Петухов 2001: 333–341; 2009а: 68–69). Именно такие несмешанные или смешанные в минимальной степени кроманьонцы и составили «суперэтнос русов», якобы послуживший стволом, от которого на протяжении тысячелетий отпочковывались самые разные народы. Такое «почкование» и смешение с другими видами или подвидами рода Homo представлялось Петухову единственными механизмами, стоявшими за процессами формирования всего физического и культурно-языкового многообразия современного человечества. Следовательно, Homo sapiens sapiens Петухов однозначно связывал с «белой расой», а формирование других рас шло, по его мнению, за счет ее скрещивания с другими более архаичными подвидами человека, которых она наделяла своими прогрессивными качествами, и прежде всего языком (Петухов 2009б: 237–238). Так «кроманьонцы» (то есть «русы») оказывались донорами, призванными облагодетельствовать все остальные группы человечества, и эту миссию «русы» якобы сохраняли на протяжении всей истории. Итак, хотя Петухов отвергал полигенизм, это вовсе не мешало ему выстраивать расистскую концепцию с присущими ей иерархией и этнорасовым неравенством.

Аналогичное генеалогическое древо Петухов рисовал и для развития языка, путая при этом гипотезу Н. Андреева о «бореальном праязыке» с идеей В. М. Иллич-Свитыча о «ностратическом праязыке». Различия во взглядах этих лингвистов казались ему малосущественными по отношению к гипотезе праязыка. Ведь, исходя из нее, сам Петухов рисовал грандиозную картину эволюции от «бореальной стадии» к «индоевропейской», которую совершали в истории «русы», «первичный суперэтнос», «главная ветвь» человечества. В итоге все сложности эволюции, о которых говорили ученые, отпадали, и процесс выглядел предельно просто: проторусы (русы-кроманьонцы) – прарусы (русы-бореалы) – русы (русы-индоевропейцы). Все, что было за пределами этой схемы, объявлялось Петуховым «боковыми ветвями» и не рассматривалось (Петухов 2001: 345–350; 2009а: 73–75). Утверждение такой приоритетности «русов» он ставил себе в заслугу, объявляя это величайшим открытием, «незыблемым постулатом», и заявляя, что никаких контраргументов, ставящих эту идею под сомнение, не существует (Петухов 2001: 349; 2009а: 76).

Если прежние поколения расистов считали заслугой «белой расы» («арийцев») образование древнейших цивилизаций, то Петухов раздвигал эти рамки и приписывал «русам» изобретение земледелия, то есть производящего хозяйства. Всем другим группам человечества он в этом отказывал. Он изображал «русов-индоевропейцев» флагманом человечества, первопроходцами, первооткрывателями и культуртрегерами, чьим культурным наследием питались все остальные. Соответственно, если «русы» представлялись ему «суперэтносом», то все остальные – «предэтносами», которым было бы суждено навсегда оставаться охотниками и собирателями, если бы не благотворное влияние «русов-индоевропейцев». Для Петухова за этим стоял не только фактор культурной немощи, а и расовый момент. Ведь «предэтносы» он связывал с «неандерталоидами», «негроидами», «синантропами» и даже «архантропами», неспособными в силу своих расовых особенностей подняться на новый культурный уровень. Путь к этому открывало только одно – смешение с «русами-индоевропейцами», причем движение по эволюционной лестнице было тем успешнее, чем выше у новой группы была доля крови «русов-индоевропейцев» (Петухов 2008: 252). Именно от «русов» такая группа и получала заряд «пассионарности». И, напротив, по утверждению Петухова, чем дальше группа отстояла от «ядра» (то есть «суперэтноса»), тем выше была степень ее «негроидности» (Петухов 2009а: 102).

Расы Петухов наделял разным менталитетом и необычайно устойчивыми культурными и поведенческими особенностями. Например, он доказывал, что, в отличие от европеоидов, негроидная и монголоидная расы сохранили наибольшее число «неандерталоидных признаков». В частности, речь шла о каннибализме, который, по его убеждению, был необычайно устойчивым признаком негроидной и, в меньшей степени, монголоидной рас (Петухов 2009а: 66; 2009б: 153–154). В другом месте он объяснял «повышенную агрессивность» кавказцев, также прибегая к ссылке на особенности их этногенеза. Якобы это объяснялось тем, что такие «реликтовые горцы» возникли от смешения русов с «архантропами-кавказоидами», обусловившего их «хищнический образ жизни» (Петухов 2009б: 296, 298). Введение института рабства Петухов объяснял деятельностью «чужаков» или, точнее, «чужаков-купцов», ибо «русы» якобы по мягкости своего характера не были способны на такое (Петухов 2009а: 230; 2009б: 325). А упадок трипольской культуры он ставил в прямую связь с тем, что трипольцы якобы смешались с негроидами (Петухов 2009б: 302).

Расистская основа такого «историко-антропологического подхода» очевидна. Она особенно ярко проявляется в том, как Петухов рисовал современные этнокультурные процессы. Он писал: «Архантропическая биомасса, размножившаяся в условиях стабильности, начала тотальное наступление как на суперэтнос, так и на еще не павшие жертвой деградации сыновние этносы, поглощая их, пожирая, превращая в аморфные симбиозные сообщества, в которых количество “трутней” начинает превышать количество производителей». И он предупреждал, что «животная биомасса» должна пожрать «ноомассу», что приведет к гибели высокого разума. Он подавал это как «объективный процесс», якобы следующий законам природы (Петухов 2009а: 403).