Александр Лукьянов - Был ли Пушкин Дон Жуаном?

Снова и снова возникает в воображении поэта «образ незабвенный», который соединил в себе множество предыдущих объектов его страстных чувств. Пушкин прощается с любимой женщиной нежными и печальными строками:

И наконец, наступает пик этих тяжких, так неожиданно проснувшихся воспоминаний. Пушкин уже не может справляться с ними. Чтобы успокоить свой возбужденный разум и противоречивые чувства, поэт яростно заклинает:

В своих стихах, написанных в канун свадьбы, Пушкин как бы пережил свое прошлое, вспомнив прекрасных женщин, встретившихся ему на пути его поисков наивысшего сексуального удовлетворения Будущее казалось ему неопределенным, осуществление мечтаний – нереальным. Но в том же Болдине поэт завершает VIII главу «Онегина», где повествуется о нравственном возрождении героя через любовь к Татьяне Лариной, уже ставшей замужней светской дамой. Как отмечал Г. Макогоненко: «Любовь Онегина как нужда в другом человеке была им выстрадана, оттого-то и оказалось возможным ее внутреннее сближение с любовью Пушкина».

Вернувшись в Москву, Пушкин настаивал на скорейшем венчании. Но суетная Наталия Ивановна напрямик объявила ему, что у нее нет денег. Денег и вправду не было. Свадьба оказалась на волоске. Пушкин хотел вообще отказаться от женитьбы и уехать в Польшу, драться с восставшими поляками. Он жаждал смерти, и постоянно твердил, что ему придется погибнуть на поединке, как предсказала гадалка, от руки белого человека. Однако поэт выстоял в этой психологической борьбе. Он заложил небольшое имение Кистеневка, получив 38000 рублей на наряды жене и на послесвадебное обзаведение.

17 февраля он устроил прощальную холостяцкую пьянку, а на следующий день, 18 февраля в церкви Старого Вознесения, что у Никитских ворот, произошло венчание Пушкина и Натальи Гончаровой. Молодые, казалось, были счастливы, однако «во время обряда Пушкин, задев нечаянно за аналой, уронил крест; говорят, при обмене колец, одно из них упало на пол… Поэт изменился а лице и шепнул кому-то: это плохие знаки!.» Но после свадьбы он был весел, радостен, смеялся, был любезен с друзьями. Началась совместная супружеская жизнь. Поэт был счастлив, вводя в дом молодую жену – красавицу, воплощение его «чувствительного» идеала, который наконец-то совместился с его идеалом «чувственным», эротическим.

«Наташа была действительно прекрасна, и я всегда восхищалась ею, – вспоминает подруга Натали Н. М. Еропкина. – Воспитание в деревне, на чистом воздухе оставило ей в наследство цветущее здоровье. Сильная, ловкая, она была необыкновенно пропорционально сложена, отчего и каждое движение ее было преисполнено грации. Глаза добрые, веселые, с подзадоривающим огоньком из-под бархатных ресниц. Но покров стыдливой скромности всегда вовремя останавливал слишком резкие порывы. Но главную прелесть Натали составляли отсутствие всякого жеманства и естественность… Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в обращении, помимо ее воли, покоряли ей всех… Но для меня так и осталось загадкой, откуда обрела Наталья Николаевна такт и умение держать себя? Всё в ней самой и манера держать себя было проникнуто глубокой порядочностью. Все было “Comme il faut” – без всякой фальши. И это тем более удивительно, что того же нельзя было сказать о ее родственниках. Сестры были красивы, но изысканного изящества Наташи напрасно было бы искать в них. Отец слабохарактерный, а под конец и не в своем уме, никакого значения в семье не имел. Мать далеко не отличалась хорошим тоном и была частенько пренеприятна. Впрочем, винить ее за это не приходится. Гончаровы были полуразорены, и все заботы по содержанию семьи и спасению остатков состояния падали на нее. Дед Афанасий Николаевич, известный мот, и в старости не отрешался от своих замашек и только осложнял запутанные дела.

Поэтому Наташа Гончарова явилась в этой семье удивительным самородком. Пушкина пленила ее необычайная красота и не менее, вероятно, и прелестная манера держать себя, которую он так ценил».

Сестры Ушаковы были более смелы, в них было немало мальчишеского задора. «Барышни Ушаковы вели такие разговоры, что хоть святых выноси», – рассказывала Смирнова-Россет. Наташа была их полной противоположностью. Классическая правильность черт ее лица, задумчивость взгляда отмечали многие современники. Неотразимое впечатление производило «страдальческое выражение лба» и особенный характер «красоты романтической». Пушкин созерцал ее, «благоговея богомольно перед святыней красоты», перед «Мадонной»; в его сердце впервые зажегся огонь любви, в которой удивление и преклонение перед красотой совмещалось с эротической жаждой обладания.

На облике Наташи сказывалось строгое домашнее воспитание, напоминающее монастырское, так как мать ее Наталия Ивановна была очень религиозным человеком. По рассказу Ольги Сергеевны (сестры Пушкина), «родители невесты дали всем своим детям прекрасное домашнее образование, а главное, воспитывали их в страхе божьем, причем держали трех дочерей непомерно строго, руководствуясь относительно их правилом: “в ваши лета не сметь суждение иметь”. Наталья Ивановна наблюдала тщательно, чтоб дочери никогда не подавали и не возвышали голоса, не пускались с посетителями ни в какие серьезные рассуждения, а когда заговорят старшие, – молчали бы и слушали, считая высказываемые этими старшими мнения непреложными истинами. Девицы Гончаровы должны были вставать едва ли не с восходом солнца, ложиться спать, даже если у родителей случались гости, не позже десяти часов вечера, являться всякое воскресение непременно к обедне, а накануне праздников слушать всенощную, если не в церкви, то в устроенной Натальей Ивановной у себя особой молельне, куда и приглашался отправлять богослужение священник местного прихода. Чтение книг с мало-мальски романтическим пошибом исключалось из воспитательной программы, а потому и удивляться нечего, что большая часть произведений Пушкина, сделавшихся в то время достоянием всей России, оставались для его суженой неизвестными».