Александр Лукьянов - Был ли Пушкин Дон Жуаном?

В Царском Селе произошли два события, определившие в дальнейшем всю судьбу Пушкина. Еще ранее, в Петербурге, увидев Натали лишь один раз, Д. Ф. Фикельмон отметила: «Жена его прекрасное создание, но это меланхоличное и тихое выражение похоже на предчувствие несчастья. Физиономия мужа и жены не предсказывают ни спокойствия, ни тихой радости в будущем: у Пушкина видны порывы страстей, у жены вся меланхолия отречения от себя». Дарья Федоровна смогла непостижимым образом предсказать великую трагедию, разыгравшуюся шесть лет спустя.

В эти первые счастливые дни произошли два события, которые в корне изменили жизнь молодой четы и, словно определенные судьбой, направили ее к смертельному исходу. Эти два события случились, когда в Царское Село приехала императорская фамилия. «Император и императрица, – пишет мать Пушкина, – встретили Наташу и Александра, они остановились поговорить с ними, и императрица сказала Наташе, что она очень рада с нею познакомиться и тысячу других милых и любезных вещей. И вот она теперь принуждена, совсем того не желая, появиться при дворе».

Вторым результатом этой встречи стала растущая зависимость от императора Николая I. «Царь, – писал Пушкин, – взял меня на службу… он дал мне жалованье, открыл мне архивы, с тем, чтобы я рылся и ничего не делал… Он сказал: “Так как он женат и не богат, то нужно позаботиться, чтоб у него была каша в горшке”». И поэт далее прибавляет: «Ей богу, он очень со мною мил».

Да, Николай I был любезен с поэтом. Он сумел привязать его к себе, а его молодую жену – ко двору, к бесконечным балам и празднествам. Когда Пушкин приехал с женою в Петербург, то они познакомились со всей знатью. Поэту было приятно, что Натали блистает в свете. Его тщеславие (а Пушкин, как уже известно, гордился своим аристократизмом) было удовлетворено. Еще перед женитьбой он писал матери Натали: «Я не потерплю ни за что на свете, чтобы жена моя испытывала лишения, чтобы она не бывала там, где она призвана блистать, развлекаться. Она вправе этого требовать. Чтобы угодить ей, я согласен принести в жертву свои вкусы, все, чем я увлекался в жизни, мое вольное, полное случайностей существование. И все же не станет ли она роптать, если положение ее в свете не будет столь блестящим, как она того заслуживает и как я того хотел бы?»

И действительно, Пушкин пожертвовал многим, сначала деньгами (он взял почти 40000 рублей под залог имения на свадьбу), потом независимостью, поступив к царю на службу. «Свет» принял m-me Пушкину с распростертыми объятьями. Все были влюблены в Наталью Николаевну: император садился с ней на ужин, вальсировал и вовсю кокетничал, что доставляло ей большое удовольствие; а тринадцатилетний Петенька Бутурлин на балу родителей, краснея и заикаясь, спешил объясниться ей в любви, пока его не прогнали спать. Однако, когда графиня Нессельроде увезла Натали на небольшой придворный Аничковский вечер, то Пушкин был взбешен: «Я не хочу, чтоб жена моя ездила туда, где я сам не бываю».

Балы отнимали уйму времени. Возвращались домой супруги в 4–5 утра, вставали поздно, обедали в восемь вечера; встав из-за стола, Натали переодевалась и опять уезжала. Ее сопровождал муж. Давно уже для Пушкина отошла пора, когда он сам увлекался танцами. Но нельзя же было жене уезжать одной. И все вечера Пушкин проводил на балах: стоял у стены, вяло глядел на танцующих, ел мороженое и зевал. Он даже не играл в карты, хотя был страстным игроком. Поэт любовался своей «Мадонной» и был по-детски горд, что красота его жены вызывает удивление и восхищение окружающих.

«Жена Пушкина, – пишет Н. Сердобин, – появилась в большом свете и была здесь отменно хорошо принята, она понравилась всем и своим обращением, и своей наружностью, в которой находят что-то трогательное».

«Госпожа Пушкина, жена поэта, – пишет в своем «Дневнике» Долли Фикельмон, – здесь впервые явилась в свет; она очень красива, и во всем ее облике есть что-то поэтическое – ее стан великолепен, черты лица правильны, рот изящен, и взгляд, хотя и неопределенный, красив; в ее лице есть что-то кроткое и утонченное; я еще не знаю, как она разговаривает, ведь среди 150 человек вовсе не разговаривают, – но муж говорит, что она умна. Что до него, то он перестает быть поэтом в ее присутствии; мне показалось, что он вчера испытывал… все возбуждение и волнение, какие чувствует муж, желающий, чтобы его жена имела успех в свете».

Необыкновенная красота Пушкиной поразила все петербургское общество. «Моя невестка, – сообщала сестра поэта Ольга, – женщина наиболее здесь модная. Она вращается в самом высшем свете, и говорят вообще, что она – первая красавица; ее прозвали Психеей».

Балы требовали денег, домашняя жизнь – тоже. В ноябре 1831 года поэт поступает на службу в министерство иностранных дел и получает разрешение работать в архивах – царь поручил Пушкину написать историю Петра Великого. Однако жалованье составило всего 5000 рублей в год. С творчеством у поэта не ладилось. Хроническое безденежье стало преследовать Пушкина вплоть до самой последней минуты его жизни.

«С первого года женитьбы Пушкин узнал нужду, – вспоминает Н. М. Смирнов, – и хотя никто из самых близких не слыхал от него ни единой жалобы, беспокойство о существовании омрачало часто его лицо. Домашние нужды имели большое влияние на нрав его. Вспоминаю, как он, придя к нам, ходил печально по комнате, надув губы и опустив руки в карманы широких панталон, и уныло повторял: “грустно! тоска!” Шутка, острое слово оживляли его электрическою искрою; он громко захохочет и обнаружит ряд белых, прекрасных зубов, которые с толстыми губами были в нем остатками полуарабского происхождения. И вдруг снова, став к камину, шевеля что-нибудь в своих широких карманах, запоет протяжно: “грустно! тоска!” Я уверен, что беспокойствия о будущей судьбе семейства, долги и вечные заботы о существовании были главною причиною той раздражительности, которую он показал в происшествиях, бывших причиною его смерти».

Зимой 1831 года Пушкин съездил в Москву, чтобы поправить свои денежные дела. Н. Языков писал брату: «Между нами будет сказано, Пушкин приезжал сюда по делам не чисто литературным, или вернее сказать, не за делом, а для картежных сделок, и находился в обществе самом мерзком: между щелкоперами, плутами и обдиралами. Это всегда с ним бывает в Москве. В Петербурге он живет опрятнее».

Пушкину вечно не хватало денег, но причина заключалась не в том, что Натали неумело вела хозяйство и что много средств уходило на туалеты. Сама Наталья Николаевна вспоминала о первых годах супружеской жизни – бывало после редкого выигрыша (а Пушкин чаще проигрывал) или крупной литературной получки, в доме появляется все в изобилии, деньги тратятся без удержу и расчета. Муж старался на только исполнить, но и предугадать все ее желания. Минуты эти были скоротечны и сменялись полным безденежьем. А сам поэт думал об этом так: