Александр Етоев - Территория книгоедства

Теперь перейдем к писательству.

Писатель – это такой человек, который в силу природного неумения создавать вещи собственными руками заимствует для этого руки вымышленных им персонажей. И, ловко манипулируя этими чужими конечностями, он может натворить что угодно, любую пакость: наломать дров, развязать войну, отомстить соседу, убить президента, стать любовником (любовницей) Клеопатры или Эдиты Пьехи. Короче, может чувствовать себя маленьким африканским богом – добрым, мстительным, злым, коварным, это уже зависит от амбиций и темперамента.

Если честно, я завидую людям, которые умеют делать вещи не на бумаге, а в жизни реальной. Вот, например, прихожу я первый раз в издательство «Лимбус-пресс», захожу в кабинет, где сидит классик русской фундаментальной прозы Павел Крусанов, и вижу:

1. Огромный самолет из картона, висящий при входе над потолком.

2. Огромное дерево-араукарию, стоящее в кадке возле стола Павла.

Спрашиваю, Павел мне отвечает. Самолет вырезал из упаковочной тары художник Александр Веселов, большой мастер подобных рукотворений. В «Лимбусе» он главный художник (главный – это такая штатная должность), и практически все книги оформлены лично им. Кстати, делая книгу Сергея Носова «Грачи улетели», он просто скомкал листы бумаги с каким-то текстом, соорудил из этих листов нечто наподобие птицы – крылья, клювик, все как положено, прожег сигаретой дырку, вроде как птичий глаз, сфотографировал, на компьютере пририсовал лапы – и получилось загляденье, а не обложка.

Про араукарию умолчу сознательно; мы, как говорил покойник Веничка Ерофеев, и без араукарии уже лыка не вяжем. Я про тех, кто буквально из ничего – подумаешь, какой-то картон с помойки да бросовая бумага! – делают для нас радость. Про таких, как Александр Веселов. Или О&А Флоренские, способные из дикого хлама изготовить собаку Павлова или чучело Мао Цзэдуна, причем в разрезе.

Да, конечно, это игра, но:

сказано в одном малоизвестном стихотворении.

А писатели? Что писатели! Иногда и они бывают полезны. Когда напишут, например, о хороших людях, умницах, умеющих из обломка швабры, куска картона и того, что называется вдохновением, сотворить веселье и волшебство.

Загадала мне дочка моя Ульяна загадку: «Крылышки мохнатые, ножки волосатые. Папа, кто это, угадай?» Я ей честно сказал: «Не знаю». – «Как не знаешь? – удивилась Ульяна. – Ты подумай, это же очень просто». Я подумал и ответил: «Сдаюсь». – «Это ангел», – сказала дочь. «Вот так новости, – теперь удивился я. – Ну понятно, крылышки, ножки. Но зачем же волосатые и мохнатые?» – «Я не знаю», – сказала дочка.

А я подумал: почему бы и нет? Это как история про селедку: длинная, зеленая, висит на гвозде и плачет. Почему зеленая? Покрасили. Почему висит? Повесили. А плачет потому, что ей больно.

Ладно, пусть будет ангел, согласился я. Никакого святотатства здесь нет. Это как у Корнея Чуковского в его классических «От двух до пяти». Бабушка рассказала внуку: Боженьку прибили к кресту – крепко прибили, гвоздиками! – а Боженька, несмотря на гвоздики, вознесся в небо и улетел. Умный внучек бабуле и отвечает: дураки они, что ли, – гвоздиками?! Надо было винтиками привинчивать.

Логика детей вне религии. И поэтому религией не судима. То же и мохнокрылый ангел, про которого загадала Ульяна.

Конечно, неприятно увидеть на иллюстрации к стихотворению Лермонтова мелькающие в небе полуночи поросшие волосами ноги. Какие уж тут звуки небес с такими устрашающими конечностями. Но если подходить догматически, по учению христианской церкви, картинка эта вполне возможна и ничуть не противоречит догме. У иеромонаха Серафима (Роуза) в «Слове православного богословия об ангелах и бесах» говорится, например, следующее:

В кн. Даниила (гл. 10) мы читаем, что даже при первом своем ослепительном появлении ангел имел человеческий облик, но только такой яркий («лицо его как вид молнии; очи его – как горящие светильники; руки его и ноги его по виду – как блестящая медь»), что он был невыносим для человеческих глаз. Следовательно, внешность ангела такая же, как и у человека, но поскольку ангельское «тело» нематериально и само лицезрение его огненного, сияющего явления может ошеломить любого человека, все еще пребывающего во плоти, явления ангелов, по необходимости, должны быть приспособлены к взирающим на них людям, представляясь менее сияющими и внушающими страх, чем это есть на самом деле.

«Должны быть приспособлены к взирающим на них людям». Волосатые же ноги для человека – вещь вполне органичная, нормальная и нисколько человека не устрашает, поэтому почему бы ангелам не приспособить свое явление при помощью волосатых ног.

Правда, тот же иеромонах Серафим добавляет в своем «Слове» чуть ниже:

Если мы говорим о «телах» ангелов и других духов, мы должны поостеречься приписывать им какие-либо грубые, материальные характеристики.

То есть если волосатость и грубость, как говорится, близнецы-братья, то и все мои досужие рассуждения по поводу волосатых ног – ненужная трата времени и будильника ломаного не стоят. Но это уже предмет для спора: для кого-то волосатость синоним грубости, для кого – величайшее из мужеских достоинств, поэтому предлагаю остановиться и перейти к оздоровительным процедурам.

…классик русской литературы Лев Николаевич Толстой подкрашивал свою бороду «серебрянкой», а великий англичанин Чарльз Диккенс золотил себе к Рождеству усы;

…псевдонимом Платонов подписывал свои сочинения не только Андрей Климентов, автор «Котлована» и «Чевенгура»; таким же литературным именем в 1918–1920 годах пользовался Евгений Замятин, автор запрещенного коммунистическими властями фантастического романа «Мы»;

…Ленин в детстве почти не играл с игрушками – не любил – и однажды, получив от няни в подарок игрушечную тройку лошадок, спрятался один в комнате и, пока не оторвал всем лошадкам ноги, не успокоился. А король Испании Филипп II, когда был маленький, развлекался тем, что поджаривал на костре живых обезьян, а если обезьян не было, давил пальцами на стекле мух;

…выражение «к штыку приравнять перо» отнюдь не всегда метафора. Пишущий инструмент действительно мог превращаться в холодное оружие. «Цезарь, обороняясь от своих убийц, проткнул руку Кассия своим стилом», – читаем у античного автора. И между прочим, бандитские стилет и перо – ближайшие родственники орудий писательского ремесла;

…у Сергея Параджанова в домашней библиотеке было всего две книги – довоенное издание «Мойдодыра» и апдайковский «Кентавр» на английском, подписанный и подаренный знаменитому режиссеру не менее знаменитым автором;