Мариан Ткачёв - Сочинитель, жантийом и франт. Что он делал. Кем хотел быть. Каким он был среди друзей

Распахнули холодильник. Ульяна Порфирьевна, супружница мещерзанцевская, отбывая с внучкой на дачу, набила его снедью – здесь тебе и разносолы, и серьезные блюда, и фрукты румяные. Юрий Кузьмич, со вчерашнего дня настроившись на возвышенное, тотчас поклялся в душе любить до гробовой доски одну лишь жену Ульяшу и завтра же поутру отречься от молоденькой (слаб человек) и прыткой любовницы Антуанетты – Таньки из Дома кино.

Закуски сразу метнули на стол. И пестревшие на клеенчатой скатерти овощи и плоды, причудливо слитые с античными масками (трофей, привезенный Ульяшей из Рима), стушевались, поблекли рядом с живой плотью фиолетово-юных томатов, пупырившейся зеленью огурчиков, янтарем лука, угольной чернотой «кавьяра». Протуберанский уже и уста отверз – прочесть по памяти из державинского «Вельможи»:

Но, опомнившись, промолчал. И то – зажигавшему газ под кастрюлей и сковородками Мещерзанцеву ох как далеко до ясновельможного царедворца (всего-навсего член двух правлений, пяти редколлегий, трех советов), да и яства ему поставляет вовсе не целый свет, а один-разъединственный магазин, куда сам Побиск тоже вхож.

Зато он углядел в морозильнике бутылку «Столичной» и предложил спрыснуть успех предстоящего дела. Хозяин, сославшись на древние суеверия, торжествовать неодержанную победу отказался. Хотя, по правде, не поверия удержали его, скорее – боязнь растерять во хмелю кипенье ума, вдохновение, окрыленность. Воспламенившийся стихотворец решил пить один и за благопожеланиями (нет-нет, о трибунале ни слова!) и переменою блюд выкушал водку до дна.

Корифеи убрали грязную посуду, и Мещерзанцев, предложив «подессерствовать», воздвиг посреди стола расписанное синими рыбами фаянсовое блюдо (трофей, доставленный Ульяшей из Нидерландов) с огромной золотистой дыней, обложенной пепельно-ржавым сушеным инжиром, оранжевою хурмой, фиолетовыми виноградными гроздьями (все было куплено на Центральном рынке). Рядышком встали замысловатые серебряные ковши с финскими конфетами и печеньем, а у самого края столешницы – позолоченные тонкие лилии фарфоровых чашек японской работы. Писатели выпили по чашечке кофе и отщипнули по виноградинке, ибо всей этой роскоши Юрий Кузьмич назначил другое употребление. Он мечтал пригласить на кофе членов вселенского трибунала. Были, конечно, сомнения. По первому «космическому» периоду его творчества он знал, на разных планетах питание неодинаково, всюду – свое меню. И земным космонавтам – а он беспрерывно засылал их в другие миры – ни разу не удалось напрямую выпить и закусить с аборигенами. Но сегодня он лелеял надежду на пищевой контакт. Даже коньяк поставил на перекрывшую клеенку парчевую скатерть в окружении низких сферических рюмок венецианского стекла – именно из них истинные знатоки пьют благородный напиток.

После кофе прилегли отдохнуть – Мещерзанцев на софе, Протуберанский на диване. Разговаривали мало: с приближением урочного часа одолевала тревога и робость.

Тринадцать тридцать. В геометрическом центре хозяйского кабинета повисли две шаровые молнии – голубая и красная – возвещенный Теобором Тракеаном центр координат. Писатели, покинув ложа, перешли в кабинет, уселись в глубокие кресла и задымили: романист курил коллекционную трубку «данхил», поэт – крепчайшие французские сигареты «житан». Оба воззрились на глухую стену против окна. Именно там, как уведомил их исполнитель, раскроется шлюз экстемпорального тоннеля.

Тринадцать сорок пять. Стена исчезла, прямоугольник ее заняли сомкнутые челюсти створок. Окно заслонил непроницаемый щит. На нем сразу вспыхнули два часовых циферблата – земного и среднего космического времени. Рядом замерцали цветные экраны, по ним потекли цифры, символические знаки, рубленые строки текста. Дверь из кабинета в коридор тоже перекрыл щит. Паркетный пол, стены со штофными обоями, беленый потолок сплошь затянул герметизирующий слой прозрачной низкомолекулярной пленки. По углам налились серебром бактерицидные лампы. Воздух стал суховат, почему-то запахло сиренью. Исчезла массивная бронзовая люстра, в вышине возник светящийся икосаэдр.

Тринадцать пятьдесят пять. Клинок света рассек шлюзовые створки, они разошлись с неправдоподобной легкостью. В проем проплыли пять капсул с членами трибунала. От Равноправных Штатов Тау Кита – архипастырь Тд Глд… От Галактических Союзов туманностей Крабовидной и Андромеды – координаторы Аас Оос и Кьюл Феан… От Планетарной Лиги созвездия Льва – демиург Жэ Зэ И… наконец, от Содружества ННТ (Населенных Небесных Тел) галактики R-296/2* – принцепс Арко Струго, председатель трибунала…

(*СНОСКА. О галактике R-269/2 судебный исполнитель Т. Тракеан, сообщая ответчику и защите состав трибунала, информировал их особо. Вселенная, по Т. Тракеану, возникла в результате «большого взрыва», когда сверхуплотненная в некой «точке» праматерия – при сверхтемпературах и сверхдавлениях – стала стремительно расширяться, воплощаясь в кванты излучений, элементарные частицы скоплений галактики миллиарды лет «разбегаются» в пространстве. Но на крайних пределах возникает обратный процесс: галактики «сбегаются» к центру, материя «схлопывается» в сверхуплотненной точке. Затем следует новый «большой взрыв», «разбегание» – очередная Вселенная.

Однако иной раз галактики с отдаленной периферии не успевают вернуться к центру, в «точку схлопывания». Старые галактики остаются в новой Вселенной, как бы получая в ней право убежища; а существующие в этих галактиках цивилизации, отбывая еще один исторический срок, достигают немыслимого расцвета.

R-296/2 – как раз такая галактика. Содружество ННТ по всем статьям опережает прочих членов Межгалактической Федерации, и приоритет этот зиждется на незыблемой правовой основе – универсальных законах мироздания.

Вот почему представители R-296/2 заседают в каждом полномочном либо координационном органе Федерации, возглавляя абсолютное их большинство. От этого, подчеркнул Т. Тракеан, проистекает огромная польза.)

Вслед за капсулами через высокий золотистый порог шлюза переступил шестой член трибунала землянин Юст Солин, главный вершитель дел…

Человек из 5983 года! Мастера слова, позабыв на миг о судилище, глядели на него, не моргая. Мещерзанцев даже протер очки. Землянин был молод, высок, худощав. На загорелом лице выделялись серые с прозеленью глаза, зачесанные назад густые каштановые волосы открывали высокий выпуклый лоб. Облегавший тело костюм удивительной синевы горбом пузырился за плечами.