Кирилл Привалов - Яды: полная история: от мышьяка до «Новичка»

В апреле 1605 года Борис Годунов скончался, и через два месяца Лжедмитрий – на самом деле это был беглый монах Григорий Отрепьев, принявший католичество у поляков и приведший в Москву их воинство, – торжественно вступил в столицу. Но речь пойдет не об оккупации Белокаменной ляхами и не о венчании на царство наглого авантюриста, а об отчаянной попытке царя Бориса, чувствующего близкую кончину, спасти кремлевскую власть. Разлагающаяся армия Годунова не могла противостоять польским панам, усиленным украинскими казаками, и царь решил прибегнуть к помощи ядов. И каких!

8 марта 1605 года, как сказано в летописи, «три инока» (монаха – на старорусском) прибыли в Путивль, где расположились войска Лжедмитрия. Задачей лазутчиков было проникнуть в окружение псевдоцаревича, но диверсантов опознали, поймали и принялись с пристрастием допрашивать. И тогда самый старший из трех сознался, как они должны были убить царевича: «У моего товарища есть в сапоге яд. Страшный яд. Если к нему прикоснуться голым телом, то тело распухнет, и человек в девятый день умрет». Более того, шпион раскололся Лжедмитрию. Оказывается, московскими лазутчиками были уже завербованы предатели в польском воинстве: «Твои приближенные решили яд положить в кадило и окурить тебя в храме этим ядом вместе с ладаном». Изощренную, невиданную ранее отраву и на самом деле обнаружили в сапоге у младшего инока…

Получается, что боевые отравляющие вещества современности – почему бы и не «Новичок»? – имели «летучего» предшественника в церковном кадиле еще пять веков назад. При советской власти, претендующей на мировое первенство во всем, бытовала ироничная поговорка: «Россия – родина слонов». Нет, млекопитающие из симпатичного отряда хоботных тут, по большому счету, ни при чем. Правильнее, наверное, будет: «Россия – родина ядов и единорогов».

На другой день после казни де Бренвилье вместе с пеплом над Парижем был развеян и прах маркизы. Интересно, долетел ли он до холма Бон-Нувель? Именно там расположилась и развернула свою деятельность по массовому отравлению парижан Катрин Дезе, она же – Катрин Монвуазен по прозвищу Ла Вуазен, известная в высшем обществе столицы Франции как знаток Таро и гадалка на картах.

Вдова галантерейщика-ювелира, привыкшая рассчитывать только на собственные силы, она сразу почуяла огромную потенциальную выгоду от умелого использования смертельных снадобий. Теперь она могла не только предсказывать наследникам близкий уход в мир иной их богатых родственников, но и получила возможность исполнять свои предзнаменования. Тем более что «группа реагирования», говоря армейским языком, была чаяниями Ла Вуазен давно сформирована. В нее вошли Ла Вигуре, супруга дамского портного, а по совместительству тоже гадалка и колдунья, горничная и профессиональная сводня мадам Филатр, ее хозяйка Мадлен Шаппелен, жена главного инспектора церковных налогов и учетчика королевских даров, и двое священников-расстриг: Лессаж, фокусник, шут и карточный шулер, а заодно и штатный любовник Ла Вуазен, и аббат Мариетт. Насчет святош: эти нищие коллеги мольеровского Тартюфа с энтузиазмом сотрудничали с Ла Вуазен в надежде если не обогатиться, то хотя бы наестся досыта.

Перечислять всех этих извращенцев не имеет смысла. Достаточно упомянуть аббата Турне, в дальнейшем казненного за изнасилование и за расчленение пятнадцатилетней девушки во время сатанинского обряда, и аббата Гибура, специализировавшегося для обрядов демонического заклинания на производстве хлебцев из теста, крови и экскрементов.

В клиентах дефицита тоже не наблюдалось. Дом Ла Вуазен на улице Борегар превратился в храм для магических представлений. Мистическая атрибутика, позаимствованная у кладбищенских сторожей и розенкрейцеров, тяжелые драпри на вечно прикрытых окнах, сама хозяйка в платье из бордового дорогого бархата с вышитым на нем золотым двуглавым орлом… В бледном свете канделябров, под заклинания на несуществующем языке… Под вкрадчивую музыку, звучащую из-за роскошных гобеленов…

Ла Вуазен не была записной красавицей, но умела себя искусно подавать, как бы сейчас сказали: пиарить. К тому же вокруг нее, представляющейся как «ангел смерти», витал – созданный ею самой – ореол тайны. Утверждали, будто чародейка использует для изготовления своих свечей человеческий жир, который покупает после казней на Гревской площади у городского палача. Неудивительно, что к колдунье потянулись дамы из высшего света, ищущие помощи не от Бога, а от дьявола.

«Для меня не существует невозможного!» – хвасталась Ла Вуазен. Все было поставлено на широкую ногу: прекрасный стол с яствами для гостей, дорогие вина… Фирменной церемонией ритуала, предлагаемого Ла Вуазен, стали так называемые «черные мессы» – сатанинские литургии, сопровождаемые человеческим жертвоприношением. Найти младенцев на заклание – это их кровь выпускали в «магическую чашу», которую ставили на тело обнаженной клиентки, – труда не составляло. Ведьмы, завербованные Ла Вуазен, – как определило следствие, их было четыреста! – или похищали новорожденных, или покупали их за медные деньги у проституток, или получали грудничков вовсе даром – от великосветских дам, скрывающих от мужей плоды своих альковных интрижек на стороне. Когда позднее, после начала расследования, провели обыски в саду особняка Ла-Вуазен, полиция обнаружила в земле более тысячи крошечных трупиков. Еще столько же младенцев было сожжено ведьмой в гончарной, обжигательной печи. Это были невинные малыши, принесенные в жертву сатане.

Сущий кошмар за четыре столетия до Освенцима и Бухенвальда! Колдунье было мало дьявольских литургий, больше всего она могла зарабатывать на отравлениях. Тут-то и пригодился яд в стиле де Бренвилье. На парижских улицах бойко шла торговля из-под полы пакетиками с порошкообразными зельями и склянками со всевозможной отравой. За десять тысяч ливров отравительницы брались отправить на тот свет кого угодно. Получается почти тайная организация, которая имела своих людей и в провинции. Как заявит потом на допросе беглый аббат Лессаж – рядом с этим проходимцем отдыхает «Хромой бес», знаменитый плутовской роман другого Лессажа, Алена-Рене, писателя! – гордящийся своей службой у Ла Вуазен: «Связи тех, кто занимался торговлей ядами, распространялись повсюду, даже за границу: в Германию, Швецию и другие страны».

За короткий период по неизвестным для родственников причинам в столице Франции скончалось около пяти сотен представителей знатных родов. Париж буквально парализовало страхом. Множество глав благородных семейств, доверяя теперь только себе, вынуждены были лично закупать продукты и самостоятельно готовить пищу, опасаясь предательства со стороны родных и близких. Флёр демонизма, который окружал происходящее бедствие, пронизывал французское общество, прежде всего – в Париже и в его окрестностях с многочисленными дворянскими поместьями, сверху донизу. Значит, подвергалась угрозе безопасность христианнейшего из государств, «король-солнце» это понял и начал действовать с удвоенной энергией.