Аркадий Абрикосов - Из жизни патологоанатома

Всех нас учили в сомнительных случаях исходить из худших предположений. Но ценой вопроса не всегда будет годичный академический отпуск, доза облучения и несколько неприятных химиотерапевтических сеансов. Вспомните медсестру из «Окончательного диагноза» – там ценой вопроса было сохранение нижней конечности или жизни.

Я знаю похожий случай. В отделение нейрохирургии одной московской больницы по направлению районной поликлиники был госпитализирован двадцатисемилетний мужчина, который обратился в поликлинику с жалобами на головную боль. Магнитно-резонансная томография головного мозга выявила объемное образование в правой лобно-теменной области, диаметром немногим более сантиметра. Иногда о характере опухоли можно сказать уже по томографическому снимку. Например, если края опухоли неровные (то есть – происходит распад), то опухоль явно злокачественная, потому что доброкачественные опухоли не распадаются. Пациенту была сделана биопсия – в черепе просверлили маленькое отверстие (диаметром не более полусантиметра), ввели в него специальную иглу и взяли микроскопический кусочек опухоли для гистологического исследования.

Должен вам сказать, что размер образца имеет большое значение. Если в распоряжении врача есть условный «кубик» с полуторасантиметровыми гранями, то это просто праздник души и именины сердца. Если что-то не до конца ясно, то можно исследовать клетки из другого участка. Но при заборе материала иглой его бывает очень мало. Грубо говоря – негде разгуляться.

Патологоанатом колебался, но все же пришел к выводу, что опухоль злокачественная. Пациенту была сделана операция по удалению опухоли. Операция прошла не очень гладко, были осложнения, которые привели к тому, что молодой мужчина стал инвалидом второй группы. А удаленная опухоль, исследованная другим патологоанатомом, оказалась доброкачественной и совершенно безопасной, не имеющей тенденции к перерождению в злокачественную опухоль. Нельзя было исключить и врожденный характер этого образования. Возможно, что и головные боли, по поводу которых пациент обратился в поликлинику, были вызваны не опухолью, а чем-то другим, например – банальным переутомлением.

Если бы первый врач, исследовавший биопсийный материал, установил, что опухоль доброкачественная, то ее не стали бы удалять сразу, а понаблюдали бы в течение некоторого времени за тем, как она будет себя вести. Если доброкачественная опухоль растет, ее удаляют, если же нет – то могут оставить на месте. Нейрохирурги ведут себя гораздо более сдержанно, чем абдоминальные хирурги, которые заведомо готовы вырезать к чертям собачьим все лишнее [12] Дорогие коллеги-хирурги. Не спешите обижаться и метать в меня проклятия. Это всего лишь шутка, сравнение, которым я хотел подчеркнуть осторожность нейрохирургов при решении вопроса об оперативном лечении. . Мозг – структура тонкая и очень важная, если есть возможность не повреждать его, то лучше не повреждать. Любая хирургическая операция, даже биопсия, сопровождается повреждением тканей.

Пациент подал против больницы судебный иск и выиграл его. За нанесенный человеку ущерб у нас в стране отвечает медицинское учреждение, в котором он проходил лечение. В статье 1068 Гражданского кодекса РФ сказано, что ответственность за действия работника несет работодатель. Так что не верьте сериалам, в которых наши врачи напрямую судятся с пациентами. В США такое возможно, а у нас – нет. Но не спешите думать, что отечественным врачам «повезло». Ни один проступок, ни одна ошибка не остаются безнаказанными. Ошибка может послужить причиной для увольнения или же перечеркнуть карьеру. А если она стала следствием халатного отношения к делу, то возникает уголовная ответственность, уже персональная. Уголовные обвинения предъявляются не учреждениям, а конкретным лицам.

Крайним в этой истории оказался (совершенно обоснованно) врач, производивший гистологическое исследование биопсийного материала. Повторное исследование препаратов установило, что врач, образно говоря, «перестраховался на пустом месте». А это ведь тоже халатность – не рассмотрел все, как следует, не обратился за помощью к заведующему отделением (стаж у врача был 7 лет – уже вроде бы и солидный, но для патологоанатома не очень). От судимости врача спасла амнистия, объявленная в связи с 70-летием Победы в Великой Отечественной войне. Из больницы его уволили, и больше никуда он в Москве устроиться не смог. Патологоанатомов мало, мир наш тесен, и любое пятно на репутации существенно осложняет жизнь. А с другой стороны, у нас не так-то уж и много вариантов для смены профессии, вернее – всего один. Можно переквалифицироваться в судебно-медицинские эксперты. Врач, о котором я рассказываю, смог устроиться на работу по специальности только в Московской области, в одну из больниц, куда брали без разбора, по принципу «лишь бы корочки были».

У врача из-за одной ошибки сломалась карьера, а пациенту ошибка врача обошлась несравнимо дороже – в расцвете лет он стал инвалидом. Состояние здоровья резко ухудшилось, с профессией пришлось распрощаться, да и вообще жизнь стала совсем другой. Деньги, полученные с больницы по суду (хоть и немалые), не могли компенсировать потерю здоровья. Разумеется, к осложнениям, возникшим во время операции, патологоанатом никакого отношения не имел и не мог иметь, но сама операция явилась следствием его ошибочного заключения.

Теперь вы можете представить, какие чувства обуревают меня в сложных диагностических случаях? Я могу приехать домой около полуночи и сказать жене, что «засиделся над одним стеклышком», и жена поймет, потому что она – жена патологоанатома. А иногда над стеклышками можно просидеть и до утра. Так прикинешь, так посмотришь, в атласы и руководства заглянешь, с коллегами по интернету обсудишь… Посмотришь на часы и понимаешь, что домой можно и не ехать. Какой смысл приезжать и сразу же уезжать обратно? Поэтому в нижнем ящике моего стола, несмотря на то, что патологоанатомы не дежурят (во всяком случае в нашей больнице) лежит стандартный «дежурантский набор» – несколько бритвенных станков, гель для бритья, зубная щетка, зубная паста и пара баночек зеленого горошка. Горошек – идеальный, на мой взгляд, завтрак на работе, он в меру сытный и разогревать его не требуется. А в шкафу лежит в ожидании своего часа запасной комплект белья и чистая футболка (в отличие от многих моих коллег я придерживаюсь в одежде джинсово-футболочного стиля, мне так удобнее).

Я не ангел и не какой-то там суперврач. У меня тоже были диагностические ошибки. Последняя имела место в прошлом году. О ней я и расскажу. Ведь если уж рассказываешь о чужих ошибках, то и о своих забывать не следует.