Алексей Решетун - Вскрытие покажет: Записки увлеченного судмедэксперта [3-е изд., расш. и доп.]

Всего несколько раз мне довелось проводить освидетельствование настоящих злодеев. Одного из них, убившего шесть человек, я запомнил очень хорошо. Это был невысокий, серый человек, который страдал психическим заболеванием, был ранее судим за распространение наркотиков. Всех своих жертв он душил и насиловал (кроме последней). То, что в городе появился «серийник», поняли не сразу, а только когда утром после выпускного на дворовой детской площадке были обнаружены тела двух выпускниц. Они были одеты в школьную форму, с белыми бантами, что придавало еще большей трагичности этой истории. Ужасно было еще и то, что жители окрестных домов слышали крики девочек, но думали, что это развлекается молодежь, и не предприняли никаких мер (подробнее об этом случае я пишу в главе «Удавление: показать все, что скрыто»). После этого маньяк успел убить еще одну женщину, но был замечен жителями, которые вызвали милицию. Убегая, убийца залез на дерево, откуда и был принят в заботливые руки оперов. Запираться он не стал и сразу сознался во всех шести убийствах.

Мне он запомнился еще и тем, что, глядя на него, я бы никогда не подумал, что он убийца шестерых человек. Этот образ навсегда врезался в мою память, и с тех пор я нет-нет, да и невольно сравниваю некоторых людей с тем страшным типом. Его, кстати, признали невменяемым и отправили на принудительное лечение.

Иногда, если нет возможности доставить задержанного для освидетельствования, эксперт выезжает в колонию. «На зоне» я бывал много раз. Когда человек впервые посещает зону в качестве гостя, его поражают две вещи. Во-первых, стерильная чистота на всей территории. Пусть асфальт старый, но во дворе ни камешка, ни соринки — все вылизано. Заключенные ходят строем и поют песни: «Комбат, батяня, батяня, комбат!» Цветы цветут, все, что надо, покрашено, все, что надо, побелено. И второе, что поражает, — вежливость. Конечно же, заключенные между собой общаются по-всякому, да и персонал колонии с заключенными не особо сюсюкается, но отношение к посторонним особое. Все заключенные, которые свободно перемещаются по территории (есть и такие), здороваются. И не буркают исподлобья, а четко произносят «здравствуйте», глядя в глаза и вытягиваясь в струнку.

Лет двенадцать назад произошел случай, который мне особенно запомнился. Повод для моего визита в колонию был более чем весомый — освидетельствование заключенного, к которому были применены спецсредства. Накануне в колонию пришел этап, и все доставленные заключенные, как обычно, подвергались полному осмотру, с инспекцией, в том числе и естественных отверстий тела. Как бы кинематографично это ни звучало, но случаи проноса в заднем проходе наркотиков, а иногда даже ножей, известны. На этот раз один из заключенных, грузин, как потом выяснилось — «отрицала», то есть не принимающий тюремных правил, наотрез отказался подчиняться команде «нагнуться, раздвинуть ягодицы». В результате конфликта он попал в карцер, получив по мягким местам резиновыми палками. Освидетельствование я проводил в камере, обнаружив ссадины характерной формы на запястьях и кровоподтеки на ягодицах и бедрах.

По направлению или постановлению правоохранительных органов приходят люди, которые обратились в полицию, написали заявление на своего обидчика и были направлены к эксперту для освидетельствования. Иногда с момента получения повреждений проходит какое-то время, пострадавший даже может отлежать в больнице, а бывает, повреждения свежие и госпитализация только предстоит. В эту же группу входят и жертвы сексуального насилия — как женщины, так и мужчины. Именно с представителями этой группы случаются недоразумения, связанные с не слишком добросовестным заполнением врачами медицинских документов. Дело в том, что вместо принятого названия повреждений («кровоподтек», «ссадина» и т. д.) некоторые врачи дают волю фантазии и обзывают повреждения «синюшностями», «болезненностями» и прочими, никак не относящимися к повреждениям словами. Также врачи не всегда указывают количество и расположение повреждений на теле, а это может быть очень важно. К моменту обращения такого пациента к судебно-медицинскому эксперту все повреждения, как правило, уже проходят бесследно, что эксперт и констатирует. Основным предметом экспертизы в таких случаях служат медицинские документы, в которых, как я уже сказал, повреждения не описаны точно. Возникает неприятная ситуация: человека побили, он получил повреждения, страдал, лечился, честно пришел на освидетельствование, а получается, что повреждений-то у него и нет. Человека понять можно — мало того что он получил физическую и моральную травму, так еще и следов ее не нашли. Врачей тоже, наверное, можно понять: их задача — исключить серьезную травму, предотвратить осложнения, спасти жизнь, тут уж не до каких-то кровоподтеков! Но вот в том, что касается вреда здоровью, мелочей не бывает.

В некоторых регионах практикуется освидетельствование пострадавшего в стационаре, то есть эксперт сам приходит в больницу и описывает повреждения на теле. Такой подход позволяет правильно документировать все, что имеет значение для экспертизы, и избегать в будущем скандалов с пострадавшими.

Третью, самую многочисленную, группу составляют те, кто обращается к экспертам самостоятельно, как сказано в начале главы, «снимать побои». Причины для «снятия побоев» разнообразны. Казалось бы, для чего еще нужно идти к эксперту, платить деньги за освидетельствование, тратить время, кроме как для того, чтобы потом написать на обидчика заявление и наказать его? Однако наши люди придумали особый способ использования экспертного заключения. Практикуют его преимущественно женщины, и заключается он в том, чтобы попугать мужа или сожителя. Семейное насилие, к сожалению, встречается нередко, а защита от него — дело тухлое и долгое. (Неверно, кстати, считать, что жертвами семейного насилия являются исключительно женщины, как бы не так. Жены тоже нередко бьют мужей.) Один из способов приструнить распустившего руки супруга — напугать его возможным заявлением в полицию. Для этого и «снимаются побои», а акт судебно-медицинского исследования с описанием повреждений потом демонстрируется обидчику. На некоторых буйных мужчин это действует, любовь-морковь вспыхивает с новой силой, и женщина верит, что муж исправился и наконец-то стал хорошим. Но чудес не бывает, и побитая (видимо, из-за большой любви) женщина вновь приходит «снимать побои».

Несколько раз на крыльце морга, где ожидали своей очереди на освидетельствование обиженные граждане, разгорались настоящие баталии. Например, как-то на освидетельствование одновременно пришли муж и жена, которые подрались накануне. Каждый из супругов задумал «снять побои», тем самым воззвать к совести второй половины, и никак не ожидал встретить ее, эту половину, которая пришла за тем же. Конфликт разгорелся с новой силой, в него вовлеклись нейтральные граждане, которые стали поддерживать как одну, так и другую сторону, и драка приобрела массовый характер. В ход пошли все подручные средства — от плитки, которой было выложено крыльцо, до металлической урны (которую мы в конце концов выбросили, поскольку ее почти расплющили). Люди падали с крыльца и получали дополнительные травмы. Все это сопровождалось словами и терминами, «принятыми в среде графологов, хиромантов и лошадиных барышников», да такими ядреными, что наши санитары, люди бывалые и суровые, то и дело краснели как школьницы. Метрах в десяти от нашего крыльца проходила выдача тел, иногда под траурные звуки оркестра, и люди, пришедшие на похороны, становились невольными свидетелями выяснения отношений. Кончались такие истории всегда одинаково — отделение полиции находилось близко, оттуда быстро приезжал наряд и забирал всех участников крыльцового побоища. Через несколько дней они приходили «снимать побои» уже по постановлению следователя или дознавателя.