Адам Кей - Осторожно, Рождество! [Что происходит с теми, кому не удалось избежать дежурства в праздники] [litres]

К утру отек спал, катетер убрали, и А. В. успешно смогла пописать без него. Так что я выписываю ее домой. Мы договорились, что она больше не будет смазывать влагалище арахисовой пастой.

Итак, я пробую новое ПО в действии. Парень из техподдержки – судя по всему, на обед он ел сэндвич с сыром, луком и канализационной водой – объясняет мне, как пользоваться программой. Оказывается, мне нужно выбрать диагноз из огромного списка заранее заданных чрезвычайно подробных вариантов.

– Каким бы словом или двумя вы описали диагноз пациента? – спрашивает он.

Я размышляю.

– Вагинафилактический шок?

Среда, 4 января 2006 года

После двух месяцев нетерпеливого ожидания я наконец получил итоговое решение по поводу ночной смены в качестве временной замены, отработанной в октябре, когда стрелки часов перевели назад, и внес в ведомость тринадцать часов.

«Смена по определению составляет двенадцать часов, – рявкнуло пришедшее электронное письмо, – независимо от количества отработанных часов». Кому нужны физические законы времени и пространства, когда есть руководство, пролистав которое, этот засранец нашел ответ? Уверен, что если бы я проработал ночь, когда часы переводили вперед, мне бы заплатили всего за одиннадцать часов.

Четверг, 5 января 2006 года

– Я не хочу умирать, – жалобно сказала пациентка Д. М.

Разумеется, никому не хочется умирать. Такова человеческая природа. Однако я был удивлен услышать это от 91-летней.

Мы привыкли считать, что человек в таком возрасте достаточно пожил на этом свете. Но когда лежишь на больничной койке и все указывает на то, что вскоре придется навсегда покинуть эту планету, возраст особого значения не имеет. Раз уж на то пошло, эта последняя дополнительная пара десятилетий размышлений о финальной главе в своей истории, вероятно, еще сильнее усложняет процесс.

Я решил, что лучшим выходом из ситуации будет сделать вид, будто ничего не услышал, и потому продолжил устанавливать ей капельницу как ни в чем не бывало, словно настолько сосредоточился, что оглох. Она подождала, пока я не закончу, после чего коснулась моей руки. Ее кожа была такой дряблой на ощупь, что казалось, она принадлежит не человеку.

– Это ведь так? – спросила она, вглядываясь в мои растерянные глаза. – Я умираю?

Она знала. Я подтвердил ее опасения, ничего не ответив в первый раз. И она действительно умирала. Ей оставалось не больше дня.

Чем больше пациентов я вижу, тем легче мне это определить. И дело тут не в написанных черным по белому показателях, таких как дыхательный ритм или полный анализ крови, и даже не в клинических симптомах вроде затрудненного дыхания и пятен на коже. Все дело в ауре, если врачам вообще дозволено использовать это слово.

Меня никогда не спрашивали об этом, и я понятия не имел, как реагировать. Каждый день приносит новые испытания, для которых у меня нет никаких шпаргалок, вроде повторяющегося кошмара, когда приходишь на выпускные экзамены пьяным и неподготовленным.

После слишком долгой паузы я пошел на попятную и соврал:

– Нет, не говорите глупостей!

Не просто «Нет», а «Нет, не говорите глупостей!». Тем самым я опроверг ее слова, сбил со следа в ответ на самый смелый вопрос из всех. Она смотрела на меня без намека на облегчение во взгляде. Попыталась улыбнуться и тем самым сделать вид, будто поверила мне. После чего положила голову обратно на подушку и снова уставилась в потолок, словно представляя себя среди звезд. Как только зрительный контакт был потерян, я извинился и удрал из палаты [47] Выдающийся врач паллиативной помощи Кэтрин Манникс прекрасно раскрывает эту тему в книге «Размышляя о смерти» (перевод названия условный, книга готовится к печати в издательстве «Бомбора»). Не только медикам, но и всем нам необходимо быть откровенными и не бояться говорить о смерти. – Прим. автора. .

Я осознал, что на самом деле никогда не говорил с пациентами о смерти. С их родными, с коллегами, разумеется, ее обсуждал, но не с ними. До конца смены мне не давала покоя мысль о том, что следовало сказать. Д. М. только и хотелось, чтобы кто-то был с ней откровенен и подтвердил то, что она уже знала в глубине души. В свои девяносто один она заслужила это право. Я же побоялся сказать правду и тем самым ее подвел.

Если окажусь в состоянии задать такой вопрос врачам, когда этот день наступит для меня, я хотел бы, чтобы они были со мной откровенны. А затем подогнали бы мне самую большую бутылку водки, какую только смогут достать.

Конец смены. Я поплелся в ее палату, чтобы снова поговорить. «Ты справишься, – мысленно подбадривал я себя. – Она это заслужила». К своему стыду, я чуть ли не надеялся, что мне не придется этого делать.

В третьей палате я увидел пустую кровать. Не пришлось.

Понедельник, 20 ноября 2006 года

Разослали график дежурств на Рождество. Мне снова досталась короткая соломинка.

Весь день коллеги бросают на меня сочувственные взгляды. Дональд, интерн, хлопает меня по спине.

– Не везет так не везет, приятель.

Только я открываю рот, чтобы сказать, что все в норме, как он тут же продолжает:

– Моя мать умирает, и это последнее Рождество, которое я могу провести с ней.

– Господи, Дон, мне так жаль. Я понятия не имел. Я и не думал просить поменяться…

– Нет-нет. Это я предлагаю написать им, чтобы тебе дали выходной.

Вторник, 19 декабря 2006 года

Пациентка Ф. Д. тужится. Я наготове с щипцами. Радио извергает традиционные рождественские песни. Под аккомпанемент Джонни Мэтиса [48] Скорее всего, имеется в виду песня «Silent Night, Holy Night» о рождении Иисуса Христа. я второй раз тяну ребенка на себя. Он уже почти вышел, и мы все переводим дыхание перед торжественной развязкой.