Д Глуговский - Развитие и сексуальность

Сексуальность не исчезает в морали полностью. Рассуждая об отсутствии мотивированности запрета, следует разделить проблему. Запрет немотивирован, если вопрос стоит так: почему запрет возник? Но зато есть достаточная мотивация относительно целей запрета, то есть — для чего он нужен? (речь, разумеется, идёт не о мотивации, присутствующей в обыденном сознании) сексуальность в этических формах сознания никогда не запрещается полностью, как таковая. Запрещаются лишь те её формы, которые уходят корнями в биологическую функциональность (исключение составляет всё, что связано с детородной функцией), запрещается то, что принято называть сексом, физиологическая сторона половых взаимоотношений. Но запрет был бы недействительным и он вообще вряд ли возник бы, если бы табуируемый физиологический аспект не был в морали компенсирован соответствующим увеличением противоположного. Кроме негативного императива в морали есть и позитивный образец, так называемая "любовь в высоком смысле".

Понятие любви выводит сексуальность из плоскости непосредственных физических контактов в более абстрактный контекст психологических взаимодействий, опосредованных прежде всего социальными знаковыми и ритуальными смыслами. Сексуальность перестаёт быть формой удовлетворения только витальных потребностей индивида, она становится важнейшим средством межиндивидуального общения и, одновременно, стимулом к усвоению социальных закономерностей. Сексуальная функция приобретает форму противоречия, так как уже ни одна из альтернативных форм отправления функции — физиологическая или психологическая — в отдельности не удовлетворяет потребность полноценно.

В этическом сознании это разделение не представлено, и понятие любви определяется индуктивно, как некий нерасчленимый ценностно-этический комплекс, не имеющий мотивации и существующий в форме аксиоматического императива, предполагающий не рефлексирование, не анализ, а действие, направленное на стремление к достижению образца. Понятие любви получает значение критерия жизнедеятельности индивида и личностной ориентации сознания.

В объективном смысле понятие любви присутствует как некоторая культурная фикция. Этот своеобразный ноумен декларируется как адекватная и сверхадекватная замена запрещённого физиологического сексуального совокупления, как единственная цель межполовых взаимодействий. Конечно, секс присутствует и в этой образцовой норме, но, во-первых, он здесь объявляется второстепенным, неопределяющим моментом, а, во-вторых, за такой, разрешённый нормой секс, приходится слишком дорого платить, так как в реальности достижение идеального норматива любви практически невозможно — он ведь конкретно никак не сформулирован, а без такого достижения физиологическая сторона сексуальности всегда будет восприниматься как ущербная и аморальная. Окончательно разделаться с биологической составляющей функции сексуальности мешает лишь то, что без этой стороны невозможно производство жизни. Пока невозможно.

15

Мораль как форма общественного сознания инициируется развитием социума, который только и может быть субъектом морали. Освободиться от моральных нормативов индивид способен только парадоксальным образом, приняв нормативные ограничения, подчиняясь им и жертвуя своей индивидуальностью. Таким образом, мораль продуктивна только в отношении социальности. Отсюда можно сделать вывод о том, что этическая система, регулирующая взаимодействия индивидов, враждебна по отношению к человеку и реализует цели, внеположные его интересам. Однако это неверно. Мораль направлена не против индивида и его личностной организованности, как это может показаться. Деструктивному воздействию подвергается только биологическая составляющая жизнедеятельности, шире — биологическая системность живой природы. Индивид в этом противостоянии страдает в силу своей внутренней амбивалентности, принадлежности одновременно и к биологическому, и к социальному миру, в силу невозможности полной адаптации к социальному развитию, к интенсивности, ускоренности этого развития.

Развитие морали коррелирует с развитием противоречия между биологической и социальной системностями и является, в определённой мере, его следствием. Неоднозначно поэтому и соотношение негативных и позитивных последствий для человека этической нормативизации жизнедеятельности. На ранних этапах цивилизации в морали отражалась недостаточность развития социальных механизмов и необходимость их строительства как структур, облегчающих и обогащающих жизнедеятельность. Это делало приемлемыми и достаточно мотивированными строгие этические ограничения с точки зрения отдельного человека. Мораль представлялась основательным и разумным компромиссом между биологическим и социальным началами. В дальнейшем, как мы уже видели, социум обретает собственное автономное развитие, свою субъектность, начинает интегрироваться и усложняться независимо и часто вопреки возможностям и целям человека. Вместе с этим меняются и функции морали, которая перестаёт быть средством субъектного воздействия человека на условия своего существования и становится средством адаптации человека к социуму, как к системе более цельной и обширной, чем он сам. То есть, мораль постепенно становится способом защиты человека от общества. Традиционные этические системы при этом ветшают и разрушаются. В качестве примера можно привести христианские Десять заповедей. Они по-прежнему могут восприниматься как непреложные, но ни их количество, ни содержательность, ни универсальность уже не удовлетворяют современным, качественно отличающимся от библейских времён, условиям жизни.

Сексуальные запреты объясняются тем, что, будучи изначально двойственной, сексуальная функция не может принципиально быть приведена к единству, не может стать однополярной, ориентированной на развитие только социального контекста. Она постоянно вмешивается в социальные взаимодействия, нарушает их системность и сдерживает развитие. Все остальные биологические функции в этом смысле нейтрализуются гораздо проще. Удовлетворение связанных с ними витальных потребностей возможно через социум, то есть, минуя непосредственные, неотсроченные контакты и субъект-объектные взаимодействия с предметом потребности. Заложенный них принцип автономности не противоречит социальности, но, наоборот, снимается и способствует её развитию.

Эти потребности могут удовлетворяться опосредованно, через социальные механизмы. Чтобы удовлетворять постоянно голод и жажду индивиду не нужно охотиться и рыть колодцы, ему достаточно просто быть участником экономических отношений и производить нечто, что ему самому чаще всего не нужно, что он сам потреблять не будет. Таким образом, занимаясь воспроизводством своего биологического тела, человек, одновременно, занят производством социума. Результат такого опосредованного обмена многократно выше результатов непосредственного обмена в рамках биологической системности. И только лишь отправление сексуальной функции осуществляется всегда без социального посредничества, непосредственно. Индивид выступая в сексуальном контакте в роли биологического организма, взаимодействует со своим партнёром как с биологическим же организмом. Социум оказывается бессильным в утилизации этой биологической функции.