Денис Цепов - Удивительные истории о врачах

Без какой-либо пляжной экипировки – просто разделись до трусов, легли на песок и стали беседовать.

Местные странно на нас смотрели, но что делать?! Мы люди северные, и после прорубей и северных сияний можно и полежать на пляже не в сезон.

А со Стефаном есть проблема. С ним интересно.

Вот от Блаженного Августина до истории Польши и вроде уже солнце припекает, а нам все равно.

Короче, мы сгорели. Сели в машину, едем домой и чувствуем, что спины наши горят, как после десяти ударов шпицрутенами.

И тут Роберт из подсознания вытащил факт (Армения, лето 91-го, озеро Севан, пикник, агрессивное солнце, мама беседует с подругами). Алоэ. Оно помогает от солнечных ожогов.

А где мы сейчас возьмём алоэ, спрашивает Стефан.

Я знаю! Прямо перед виллой, у главных ворот, растет огромное алоэ.

Подъезжаем. Я оставляю машину на аварийке. Выбегаю и пытаюсь сломать стебель гигантского алоэ простым сгибанием. Не получается. Прибегаю к укусу, больше напоминающему засос. Да, я тупой и кусаю алоэ. Получаю лишь горечь во рту, озлобленно плююсь и бегу обратно к машине.

Через час. Уже темно. Я с кухонным ножом иду в ночи. Подхожу к заветному растению, режу. Естественно, ранюсь. Сосу палец. Со злобы отрезаю кусок где-то в половину меня ростом; элегантно, не теряя ощущения естественности, ухожу в темноту.

На следующее утро, за прощальным завтраком с хозяевами дома, друзья робко обмолвились, мол, все ли у нас хорошо. На наш рассказ про лежание под солнцем и алоэ они расхохотались.

Дело в том, что охранник отправил им ночью аж два видео со мной. На первом, если смотреть на ускорении, я торможу машину, быстро бегу к алоэ, кусаю его и иду обратно.

На втором я, как террорист, крадусь во тьме, режу кухонным ножом кусты и быстро иду обратно. Второе видео даже охранника напугало, хотел было включить сигнализацию, но сначала решил спросить хозяев.

И знаете, что они ответили?

Не надо. Мы знаем Роберта. Этому найдется странное, но интересное объяснение.

Ехали мы со Стефаном обратно с побаливающей спиной, но отдохнувшие.

Алоэ, кстати, помогло. Интервью с Виталием Викторовичем (автор пожелал не раскрывать фамилии), заместителем главного врача по медицинской части в московской больнице

– Здравствуйте, Виталий Викторович! Расскажите, пожалуйста, для начала немного о себе, какая у вас специализация? Как давно вы работаете врачом?

– Вы знаете, я работаю врачом, наверно, с самого детства… Я всегда мечтал стать врачом. Если говорить о времени, то с 89-го года я работал санитаром, а врачом я стал работать с 2000-го года, когда получил диплом. Сразу устроился по специальности. И всегда мечтал быть именно врачом-реаниматологом.

– В чем заключается работа врача-реаниматолога?

– Это очень просто на самом деле. Врач-реаниматолог – это доктор, который должен обладать максимальным количеством знаний, потому что к нему попадают больные любых направлений: начиная от урологии, гинекологии и заканчивая онкологией, инсультами и инфарктами. Врач-реаниматолог – это тот человек, который стоит на страже жизни, перед тем как люди отправляются либо в ад, либо в рай.

– В реанимации всегда лежат уже очень тяжелые пациенты?

– Абсолютно правильно.

– Почему именно эта профессия? Вы упоминали, что хотели с детства быть врачом… почему?

– Потому что это, наверное, единственная специальность, которая требует не только максимального количества навыков, но и знаний.

Я вам расскажу одну притчу, и вы поймете почему… Кто такой терапевт? Терапевт – это доктор, который все знает, но ничего не умеет делать руками. Кто такой хирург? Это тот, который все умеет делать руками, но ничего не знает. А кто такой реаниматолог? Это тот, который все знает, все умеет, но ничего не хочет, потому что слишком много знает…

Долгое время в России не существовало понятия реаниматолога. Всегда было и сейчас остается понятие «анестезиолог-реаниматолог». К нашей специальности относились достаточно сдержанно, потому что считали: кто такой анестезиолог-реаниматолог? Это тот, который дает наркоз во время операции, уходит из операционной, и все, его нет. На самом деле ведь никто не понимал, что анестезиолог-реаниматолог во время операции не дает наркоз – он обеспечивает безопасность пациента в операционной, с точки зрения хирургической агрессии. То есть понятно, что, когда хирург сшивает кишки или зашивает сосуды, он ничем другим не занимается: как сантехник – трубу починить, поправить кран… А чтобы человек остался жив – это задача анестезиолога-реаниматолога. Это переливание крови, инфузии, состояние электролитов, дыхания, давления. Очень много функций, которые контролирует анестезиолог. Как говорят анестезиологи, когда ты заходишь в операционную, это так же, как летчик, который должен взлететь, а потом посадить самолёт. Так же и анестезиолог, который берёт чью-то человеческую жизнь в свои руки.

– Получается, анестезиолог и во время операции следит за давлением и прочими показателями, несмотря на то что есть различные аппараты?

– Понимаете в чём дело… Аппараты лишь мониторируют и позволяют анестезиологу контролировать, а «ведет» самолет анестезиолог. Самолет же не может сам взлететь и сесть. Так же и анестезиолог во время операции. Попробуйте представить: вас привезли в операционную и начали резать на живую. Вы перенесёте операцию? Нет. А как сделать так, чтобы вы не только перенесли операцию, но и чувствовали себя комфортно, в безопасности, чтобы операция не нанесла травм и чтобы после операции вы проснулись и сказали: «Спасибо, хирург», дали ему тысячу долларов и ушли… А анестезиолога забыли бы в стороне…

– Неблагодарная, получается, профессия…

– Да-да. Об этом я и хотел сказать… Все приходят за тем, чтобы решить какой-то свой вопрос здоровья, но совершенно не думают, что, чтобы решить этот вопрос, нужны какие-то еще принципиально важные вещи… нужно создать условия для решения этого вопроса…

– Любите свою работу? Какие плюсы и минусы работы врача конкретно вашей специализации вы могли бы назвать?

– Я без неё жить не могу. Потому что я прекрасно понимаю, что для меня моя работа – это так же, как воздух. Потому что я дышу этой работой, я переживаю с пациентами, которые остаются у меня в реанимации… дома… Я умираю с каждым пациентом, с каждым пациентом, которого я спас, – возвращаюсь к жизни. Каждый реаниматолог, если он по-настоящему врач, не может разделить себя и работу… и он как бы такое единое целое, то есть для него работа – это его жизнь, а семья в нерабочее время – это то, что позволяет ему дожить до работы.

– Вы не разделяете понятия «человек» и «пациент»? Для вас это единое целое?