Гай Лешцинер - Мозг, ты спишь? 14 историй, которые приоткроют дверь в ночную жизнь нашего самого загадочного органа

У людей есть предохранитель: если нам холодно, мы не погружаемся в БДГ-сон. Судя по всему, когда нам недостаточно тепло, мозг не решается рискнуть потерять контроль над терморегуляцией.

Вместе с тем здесь наблюдается некий парадокс: когда подопытных крыс лишают БДГ-сна, они вскоре теряют способность регулировать температуру своего тела и в результате умирают. Во время нашего телефонного разговора Хобсон привел в качестве примера свою жену. «Моя жена, – сказал он, – тоже невролог. Ей вечно холодно в помещении, где всем остальным жарко. Все потому, что она вечно не высыпается – так усердно она работает!» Итак, раз БДГ-сон играет столь важную роль в поддержании нормальной температуры тела, как это соотносится с потерей данного контроля непосредственно во время БДГ-сна? Я спросил у Хобсона, что он думает об этом явном парадоксе. «Во время БДГ-сна мы ремонтируем систему, которая регулирует температуру нашего тела. Как когда мы отдаем машину в ремонт. Автослесарь заводит ее, в то время как колеса не касаются земли. Она не может ездить, пока он ее чинит». Так что, возможно, во время БДГ-сна система, которая поддерживает у нас стабильную температуру в 37 °C, отключается, чтобы ее можно было подрегулировать, чтобы она и дальше могла нормально работать.

Что касается Кристиана, то поражают не только его сны про друзей детства, но и то, как хорошо он их запоминает. Если мне повезет, я могу вспомнить, что мне снилось, пару раз в месяц. Сразу после пробуждения я в состоянии четко вспомнить подробности сна, однако спустя несколько минут эти яркие воспоминания растворяются, словно клочья тумана на ветру. У Кристиана же все мельчайшие подробности остаются в памяти, такие же яркие и красочные, как переживания в течение дня. «Во сне у меня все время происходит нечто особенное с руками. Я могу стрелять лазерными лучами из пальцев. Могу в точности описать, как это происходит в каждом сне. Всегда одно и то же. Я чувствую какое-то давление в мозге. Накапливаю сгусток энергии. Чувствую его в своем мозге, и он все растет и растет у меня в руке, потому что я создаю этот энергетический сгусток». Я замечаю, что все это очень напоминает «Гарри Поттера», и пациент вспоминает кое-что еще.

«Во сне я могу ходить сквозь стены, однако, когда делаю это, мне сложно протащить через стену свою голову. – Он делает паузу и задумывается на несколько секунд. – Не знаю, может, у меня в мозге действительно что-то происходит. Может, он немного опухает. Я не знаю, как это можно объяснить с научной точки зрения, но ведь может же что-то происходить в реальности, когда я сплю? А потом это переносится в мой сон, и моя голова не проходит сквозь стену…»

Полагаю, он имеет в виду явление включения в сон испытываемых сенсорных ощущений, о котором мы говорили в третьей главе, когда аномальные движения конечностей, возможно, приводят к буйным снам, характерным для расстройства поведения БДГ-сна. «Представьте, скажем, что у меня на ноге растет какая-нибудь бородавка, о которой я не знал, которую не замечал. В эту самую ночь мне непременно приснится, что у меня там что-то есть, только во сне это примет вид какого-нибудь гриба, растущего у меня из ноги».

Однако не все сны Кристиана сладкие и светлые, про любовные интрижки и суперспособности. Некоторые из них крайне неприятны. «Мне постоянно снится атомная война. Очень красочно. Просто ужас! Понятно, что я никогда не был свидетелем ядерной войны, я опираюсь только на компьютерные игры, художественные и документальные фильмы, все в таком духе». Он описывает, как ему регулярно снится атомная катастрофа, сны, вернее, кошмары, наполненные ужасом, смертью и разрушением. «Если бы, например, мы были сейчас в моем сне, прямо сейчас, то я бы сидел и разговаривал с вами, а, скажем, где-то вдалеке вырос бы ядерный гриб. Мы бы начали паниковать, ну или вроде того. Я вижу, как падают бомбы, и я знаю, куда они приземлятся. Причем эти бомбы никогда не взрываются моментально. Мы бы покинули здание, чтобы добраться до какого-нибудь убежища. А затем бы прямо перед нами взорвалась бомба. В реальности мы бы испарились за доли секунды, однако во сне мне хватает времени убежать. Как правило, я не умираю. Всегда пытаюсь спасти людей».

То, что Кристиан всегда так хорошо запоминает свои сны, очевидно, является следствием нестабильного БДГ-сна из-за нарколепсии. Он постоянно плавно переходит из БДГ-сна в бодрствование и обратно, и содержание снов регулярно просачивается в его сознание. Сны Кристиана настолько яркие и правдоподобные, что он стал задумываться, нет ли в них какого-то смысла, не пытаются ли они ему что-то сказать. Но так ли это? Говорят ли нам наши сны что-то про нас, про наши переживания, желания, нашу личность?

Развитие науки о сновидениях было, несомненно, заторможено историческим разделением разума и тела (в этом смысле «тело» включает и физический мозг).

Согласно концепции картезианского дуализма, душа и тело полностью разделены между собой, и эти взгляды способствовали разделению неврологии, науки о нервной системе, и психиатрии, науке о человеческой психике.

В течение последних нескольких десятилетий это искусственное разделение постепенно сводилось на нет, и мало кто из современных неврологов или психиатров согласится с такими взглядами. Мы, неврологи, прекрасно знакомы с тем, как опухоли мозга или аутоиммунные заболевания мозга способны приводить к самым настоящим психотическим симптомам, таким как галлюцинации или бред, а то и к менее выраженным «психиатрическим» симптомам, таким как тревожные состояния или депрессия. Точно так же, если просмотреть современные психиатрические журналы, в них полно статей про исследования, связывающие такие болезни, как шизофрения или биполярное расстройство, с определенными генетическими вариантами, изменениями в поведении нейромедиаторов и активности различных отделов мозга.

Таким образом, разделение разума и тела, психической и физической составляющей человека постепенно умирает. В мире снов, однако, все дороги ведут к Зигмунду Фрейду. Теории Фрейда о природе снов знакомы практически каждому. Главным их тезисом является идея о том, что сны выражают наши несбывшиеся желания. Вместе с тем сны представляют собой цензурную версию наших подавленных эмоций или желаний, которую нужно еще правильно истолковать. Наши неосознанные желания подавляются и оказываются скрыты не только от окружающих, но и от нас самих, и сны представляют собой завуалированные проявления этих скрытых желаний. Нам не нужен «Египетский сонник», чтобы предсказать с помощью снов будущее, – нам нужен психоаналитик, который скажет, что наши сны означают, отталкиваясь от темных «подземелий» нашего разума. В каком-то смысле Фрейд стал мостом между двумя сторонами картезианского дуализма. Получив образование в неврологии, он быстро перешел в мир психиатрии и разработал свою знаменитую теорию психоанализа. Хотя он и жил задолго до появления ЭЭГ и МРТ и даже не знал про БДГ-сон, Фрейд решительно приписал снам физическую природу, назвав их порождением нашего мозга. Вместе с тем его теории о толковании снов нельзя было ни проверить, ни доказать, и в них явно прослеживался какой-то духовный налет: когда наш внутренний дух каждую ночь терзают потаенные темные желания, будучи проявлениями эдипова комплекса или подавленных воспоминаний о событиях сексуального характера из прошлого.