Рэм Петров - Я или не я

Последнее, что надо было выяснить, — перспективен ли стимулятор для практических целей? Работа велась с клетками из лимфатических узлов и костного мозга мышей. В генетическом отношении клетки были тождественны, они изымались от животных одного генотипа. В пределах одной чистой линии все особи идентичны друг другу, подобно идентичным (однояйцевым) близнецам. Проводя исследования в таких условиях, мы видели, что клетки взаимодействуют и медиатор этого взаимодействия — САП — активен. А будет ли он работать, если клетки будут разных генотипов или разных видов?

Вопрос этот далеко не праздный. Например, взаимодействие Т- и Б-систем иммунитета осуществляется только при генетическом тождестве Т- и Б-клеток. Чужой Т-лимфоцит не включит Б-клетку. По этой причине практическое использование явления весьма проблематично. У больного человека в подавляющем большинстве случаев нет идентичного брата-близнеца. А ничьи другие Т-лимфоциты и выделяемые ими медиаторы не могут включить Б-лимфоцит в работу.

САП и здесь показал себя с отличной стороны. Использование костномозговых клеток крыс, кур, поросят и телят показало, что все они годятся для получения стимулятора. Это открывает перспективу его использования в фармакологии. Вот что предполагает Михайлова: "При лечении ряда инфекционных заболеваний больному вводят готовые антитела — гаммаглобулины, чтобы нейтрализовать микробные яды и снять интоксикацию. Но гораздо эффективнее было бы мобилизовать защитные силы организма, увеличить количество антител с помощью САПа. Его же можно использовать и для усиления воздействия вакцин, при лечении хронических инфекций и некоторых других заболеваний, связанных с дефектом Б-системы иммунитета". — К этому я могу добавить, что САП может оказаться эффективным средством лечения аллергий, ибо одна из основных причин аллергий в том, что организм не может вырабатывать защитные антитела против аллергенов.

Обратитесь с вопросом к вашим знакомым и друзьям, даже биологам или медикам. Спросите их: "Что такое иммунитет?" Первый раз такой опрос я провел в 1968 году. В девяти случаях из десяти следует ответ: "Это невосприимчивость к инфекционным болезням".

Время шло. Интерес к иммунологии возрастал. Все большее число людей узнавало, что иммунология занимается не только проблемами предупреждения заразных болезней и в поле ее зрения находится множество важнейших неинфекционных проблем. В этом году я повторил эксперимент с опросом. По-старому ответила уже только половина "подопытных знакомых". Вторая половина сочла, что иммунология — это важная наука о механизмах поддержания здоровья. В пояснениях фигурировали неинфекционные примеры — рак, аллергия, беременность, переливание крови, пересадка органов, старение.

Большое значение в расширении границ иммунологии сыграл термин "неинфекционная иммунология". Он широко распространился в последние 20 лет. И хотя никакой особой неинфекционной иммунологии нет, есть единая наука об иммунитете, а термин этот временный, он сыграл очень большую положительную роль в преодолении прежнего, сложившегося еще во времена Пастера, представления об иммунологии. В течение многих лет термин "неинфекционная иммунология" фокусировал внимание на проблемах иммунитета, не имеющих отношения к инфекционным заболеваниям. Это переливание крови и несовместимость тканей при пересадках, иммунные механизмы осложнений при беременности и защита от рака, причины некоторых болезней крови, ревматоидного артрита, астмы и других аллергий. Термин "неинфекционная иммунология" как бы провозглашал: "Эта наука изучает не только защиту от инфекционных болезней. Она гораздо шире. В иммунологии ключи от многих неинфекционных проблем". Термин боролся с инерцией научного мышления.

Когда-то Френсис Бэкон писал: "Размышляя о возможном, люди пользуются примерами прошлого и предвосхищают будущее с воображением, занятым прошедшим. Этот путь рассуждений часто является ошибочным, так как реки, вытекающие из истоков природы, не всегда укладываются в старые русла".

Инерция научного мышления — это и хорошо и плохо. Хорошо потому, что дает опору для исследования природы дальше и глубже. Инерция заставляет критически относиться ко всему новому, непривычному, требуя бесспорных доказательств. Именно инерция мышления помогает разрушать необоснованные научные спекуляции. Иногда грандиозные и вредные. Не без участия инерции мышления разлетелась в пыль теория, опровергающая ведущую роль генов в передаче наследственных признаков, целый ряд спекулятивных теорий медицины и методов лечения, например лечения микробной болезни дизентерии сном.

Инерция мышления может и ослепить ученого, лишить его объективности, заставить, несмотря ни на что, отвергать новое. В этом, пожалуй, самое большое зло инерции научного мышления. И если бы меня спросили: "Чего в ней больше — зла или добра?", я бы ответил: "Все-таки зла".

Ученый опирается на установленное ранее, но вовсе не должен следовать ему слепо и безрассудно. Ученый идет одним научным путем, но вовсе не должен считать все другие бесплодными. Ученый уважает и даже преклоняется перед авторитетами прошлого, но вовсе не должен считать их мнение абсолютным и для наших дней. Из-за инерции мышления хирурги, несмотря на блестящие результаты венского акушера Игнаца Земельвейса, продолжали еще 20-30 лет мыть руки не до операции, а после. Из-за инерции мышления кибернетика осуждалась как идеалистическое мракобесие. Из-за инерции мышления многие ученые держатся за какую-нибудь догматическую цитату, отбрасывая кажущийся на первый взгляд нелепым, противоречащим здравому смыслу, а точнее, неожиданным, результат эксперимента.

Часто поступательное движение требует отбросить привычное понятие или распространить его на совершенно необычные новые явления. И вот тут-то как злейший враг научного прогресса выходит на сцену она, инерция научного мышления. Выходит и запирает те каналы нашей мысли, в конце которых и лежит долгожданный ответ. Мысль не течет по этому каналу, так как у входа, у истока стоит привычное "невозможно" или "еще великий Пастер показал"...

Последние годы XIX и первые годы XX века были годами триумфа молодой микробиологии и молодой иммунологии. Это были годы "охотников за микробами", как называл ученых того времени Поль де Крюи — автор известной книги с таким названием. В эти годы иммунитет, как волшебный "Сезам, отворись!", открывался все новою добротой к людям.

Уже научились делать прививки против бешенства, сибирской язвы, готовятся вакцины против холеры, туберкулеза, детей спасают от дифтерии, вводя им противодифтерийную иммунную сыворотку. Слово "иммунитет" звучит как спасение. Иммунитет — это невосприимчивость к заразным болезням. Иммунитет — это защита от микроба. Иммунитет — это клетки, пожирающие болезнетворных возбудителей, и антитела, которые проявляются в крови, чтобы разрушать все тех же возбудителей и их яды.