Рэм Петров - Я или не я

Среди триумфов открытий все новых способов создания иммунитета против микробов остаются незамеченными несколько ученых, которые шагают не в ногу. Они разглядели второе лицо иммунитета. Они увидели, что иммунитет не всегда друг. Он может быть и врагом.

Мало кто обратил внимание на этих ученых в то время. Осмысление добытых ими фактов пришло позже, в наши дни. А в те годы инерция мышления несла всех по руслу создания иммунитета против инфекционных заболеваний. И они были правы: инфекции в те годы оставались главным злом человечества. И все-таки несколько исследователей преодолели инерцию и уже тогда сорвали маску со второго — неинфекционного — лица иммунитета.

Трактовать иммунитет как способ защиты организма от возбудителей инфекционных болезней в наши дни непростительная инерция мышления. И не безобидная. Если так думает неспециалист — это всего лишь заблуждение. Если же так пишет научный работник — это невежество. Автор усугубляет инерцию научного мышления, запирая продуктивные каналы мысли своих читателей. Это непростительно. Ведь прошло больше 80 лет с тех пор, как эти каналы впервые были открыты бельгийцем Жюлем Борде и русским Николаем Чистовичем. Это произошло в самые последние годи прошлого столетия. Оба молодых ученых работали тогда в Париже, в Пастеровском институте, в лаборатории Мечникова. Им выпала честь победить инерцию мышления.

Неинфекционная иммунология

На рубеже столетия большинство исследователей были увлечены изучением иммунитета против микробов. Обнаруживались возбудители все новых и новых болезней. Изучались механизмы невосприимчивости к ним. Создавались вакцины.

И вот среди этого захватывающе интересного потока исследований 28-летний Жюль Борде задумывается... Задумывается над проблемами иммунологии, но без особой связи с микробами и невосприимчивостью к заразным болезням. Борде ставит вопрос наперекор инерции научного мышления.

Вопрос: вырабатываются ли антитела только в ответ на введение бактерий и бактерийных токсинов? Или они появляются в крови и после попадания в организм немикробных клеток, например чужеродных красных кровяных шариков — эритроцитов.

В одной из предыдущих глав был описан опыт введения кролику холерного вибриона. В ответ в крови животного появились антитела, склеивающие, а затем и растворяющие холерного вибриона. Ни с какими другими микробами антитела не взаимодействовали.

В 1898 году Борде поставил точно такой же опыт. Только ввели кролику не микробные клетки, а эритроциты из крови барана. Через несколько дней сыворотка крови кролика стала склеивать и растворять эритроциты барана. Именно барана! И только барана! Эритроциты других животных, в том числе и человека, чувствовали себя в иммунной кроличьей сыворотке великолепно. Там были строго антибараньи антитела. Если ввести кролику человеческие эритроциты, появятся антитела, которые склеивают и растворяют только человеческие эритроциты и никакие другие. Специфичность, как и в отношении микроба.

Одновременно Чистович описывает появление антител в крови животных после введения им под кожу или в вену немикробных и даже неклеточных чужеродных белковых веществ. А именно — белков кровяной сыворотки. Чистович обнаружил в организме своих животных антитела против введенной сыворотки. Эти антитела, прибавленные к чужеродной сыворотке, вызывали укрупнение ее белковых молекул, их склеивание. А говоря проще, возникало помутнение прозрачной сыворотки.

Феномен называли преципитацией, то есть осаждением. А антитела — преципитинами. Они тоже строго специфичны. Введите кролику человеческую сыворотку, получите преципитины, реагирующие только с ней. Введите мышиную — получите антимышиные.

Еще в конце прошлого века было показано, что иммунитет — это борьба не только с микробами. Это борьба против различных — а вернее, любых — агентов чужеродного, но обязательно биологического происхождения. Организм борется, вырабатывает оружие против всего чужеродного, что попадает в его внутреннюю среду. И в конце концов какая разница ему, организму, что этот чужеродный агент несет в себе: холерное, тифозное, гриппозное начало или чужую кровь, чужую ткань, чужие белковые вещества, пусть и не вызывающие определенных болезней. Организм борется со всем чужим, что в него попадает. А средства борьбы почти всегда одни и те же. Они являются основой иммунитета как инфекционного, так и неинфекционного, который нас сейчас интересует больше всего.

Борде, Чистович и их учитель Мечников как раз и являются создателями неинфекционной иммунологии, благодаря которой могла появиться современная иммунология.

Несовместимость тканей при пересадках является прямым следствием из наблюдения Борде и Чистовича. Конечно, нам легко рассуждать 85 лет спустя. Все кажется просто и логично. Мы все "крепки задним умом". А чтобы осмыслить иммунную природу отторжения, науке потребовалось 45 лет. Именно столько времени прошло от зарождения неинфекционной иммунологии до того момента, когда Питер Медавар нанес несовместимость тканей при пересадках на карту иммунологии. И никто до него не понимал, в чем причина неудач всех попыток приживить чужой орган, хотя к решению проблемы подошли очень близко.

В науке ничего не возникает вдруг, У каждого открытия есть предыстория. Оно совершается на основе уже достигнутого. У каждого ученого есть предтечи, подготовившие почву для его работы. Пастер не создал бы принципа вакцинации, если бы не была сформулирована микробиологическая концепция заразных болезней. Алексис Каррель, обосновавший биологическую природу несовместимости тканей при пересадках, был индуцирован Эмерихом Ульманом — первым хирургом, осуществившим пересадку почек.

24 января 1902 года на заседании Венского хирургического общества доцент Эмерих Ульман выступил с докладом "Пересадка почки". Он рассказал об опытах пересадки почки собаки с ее нормального места на шею. И продемонстрировал собаку.

13 марта 1902 года в венском еженедельном "Клиническом журнале" появилась статья Эмериха Ульмана, которая называлась "Экспериментальная пересадка почки". Это не была малозаметная периферийная публикация. Нет, венский журнал в то время был ведущим медицинским журналом Европы. Ульман писал: "Считалось невозможным трансплантировать такой большой орган, как почка. Тем не менее это было сделано, и жизнеспособность пересаженной почки сохранялась вместе с ее физиологической функцией... Дальнейшие эксперименты покажут, могут ли почки быть трансплантированы от одной собаки другой... и, наконец, могут ли (хотя это кажется едва ли возможным) пересаженные почки взять на себя бремя процессов полного очищения крови, то есть останется ли живым животное, если его собственные почки удалить, оставив функционировать только пересаженные?"