Андрей Сазонов - Не жилец!

На медицинском факультете Парижского университета преподавание хирургии, как «ремесла, недостойного высокого звания врача», было прекращено в самом начале XIV века. То же самое и примерно в то же время произошло и в других европейских университетах. Одновременно шло исключение хирургов из «ученых» врачебных корпораций. Хирургам пришлось создавать свои отдельные профессиональные объединения, которые считались не учеными, а ремесленными. Прошло немного времени, и хирургией, как сопутствующим ремеслом, начали заниматься цирюльники.

Вот пример того, насколько плохо обстояло дело с практическим изучением анатомии в университете Монпелье в XVI веке. Ежегодно (ежегодно, а не ежемесячно!) здесь проводилось от двух до пяти вскрытий трупов. То были тела казненных преступников или же самоубийц, и нужно было хорошенько постараться для того, чтобы их заполучить — подкупить палача или же выкопать свежезахороненное тело ночью. Даруя университетам право на вскрытие трупов, то есть сказав «А», короли и императоры не говорили «Б», не помогали получать трупы. В обществе же к «надругательству над мертвыми» относились крайне отрицательно, и даже тело казненного преступника можно было заполучить лишь в том случае, если у него не было родственников и если палач был заинтересован в передаче тела университету. Кражу тел из могил совершить было проще, но пугали последствия. Обвиненные в таком преступлении, как осквернение могил, попадали в руки палачей, а университет, уличенный в использовании краденых трупов, мог лишиться права на учебные вскрытия. Неспроста же в правилах каждого средневекового университета содержался запрет на самовольные действия с трупами. Вот, к примеру, что было написано в статутах Болонского университета медицины: «Поскольку анатомирование трупов привлекает внимание учеников и увеличивает пользу, приносимую занятиями, а поиски и добывания трупов обычно сопровождаются ссорами и распрями, было установлено, что ни один преподаватель, студент или кто-то еще не имеет права приобретать какое-либо мертвое тело для вскрытия, если только он не получил на это разрешение от ректора или не совершает этого по долгу службы. Также ректор требует и настаивает при выдаче разрешения преподавателям и студентам на том, чтобы после того, как упомянутое разрешение будет получено, неукоснительно бы соблюдались порядок и достоинство».

Средневековая европейская медицина была схоластичной, оторванной от реальности. Университетское преподавание основывалось на лекциях. Практических занятий не было вообще, ну, разве что можно считать такими редкие вскрытия трупов, да и вскрытия проводились в лекционном формате — преподаватель препарировал труп и давал пояснения. Вскрытые тела не изучались досконально, студентам демонстрировались внутренние органы и некоторые мышцы человеческого тела. Наиболее добросовестные преподаватели обращали внимание на расположение крупных кровеносных сосудов. Можно сказать, что польза, извлекаемая из исследований трупов, составляла лишь четверть того, что можно было извлечь. На общем фоне сверкала бриллиантом медицинская школа в Салерно, в которой не признавали схоластического переливания из пустого в порожнее и предоставляли свежеиспеченным врачам возможность годичной практики под присмотром преподавателей.

Ничтожно малое количество анатомического материала не давало возможности создавать информативные анатомические атласы, не говоря уже о столь нужных хирургам атласах по топографической анатомии, в которых отражено взаиморасположение органов. Упомянутый выше учебник анатомии Мондино де Луцци и несколько аналогичных средневековых трудов не могли совершить прорыва в анатомии, поскольку основывались они на устаревших трудах Галена.

Схоластика царила повсюду. Научные работы посвящались не проникновению в тайны человеческого тела, а толкованию, то есть бесконечному «пережевыванию» трудов Гиппократа, Галена, Авиценны и ряда других античных или арабских авторов, а все эти труды научной основы под собой не имели, они базировались на высосанном из пальца представлении о четырех жидкостях или на чем-то подобном. Правильному же знанию было неоткуда взяться, потому что в средневековой науке правил бал не опыт, а диспут. Вместо того чтобы изучать новое и совершать открытия, ученые старались перещеголять друг друга в знании того, что было написано основоположниками медицины. Ученые дискуссии велись не ради поиска истины, а только для того, чтобы поразить оппонентов своей образованностью. Побеждал в них тот, кто лучше других умел жонглировать цитатами.

Французский драматург Жан Батист Мольер в комедии «Мнимый больной», созданной во второй половине XVII века, то есть в уже довольно просвещенную эпоху, писал о врачах следующее: «Они сведущи в гуманитарных науках, прекрасно владеют латынью, знают греческие названия всех болезней, могут определять болезни и отличать одну от другой, но вот лечить их они не умеют… Все их достоинства заключаются в пустопорожней чепухе, которую они изрекают с важным видом, подменяя дела словами и давая пациентам вместо помощи одни лишь обещания».

По сути дела, настоящими врачами в Средние века были как раз хирурги, низведенные до положения ремесленников. Они делали операции, основываясь не на каких-то вымышленных теориях, а на знании реального строения человеческого тела. И пусть эти знания были не такими уж и совершенными, но все же они были реальными, а не фантазийными. Кусок пудинга, лежащий в тарелке, в тысячу раз лучше мечты о никогда не виденном королевском обеде, разве не так?

Четвертый Латеранский собор, состоявшийся в тысяча двести пятнадцатом году, известен тем, что на нем было принято решение об обязательной ежегодной исповеди. Но мало кто знает, что на этом соборе с благословения папы Иннокентия Третьего был вынесен приговор средневековой хирургии. Сославшись на то, что христианские догмы осуждают любое кровопролитие, собор запретил врачам, принадлежащим к монашескому сословию, производить любые хирургические операции. Таким образом, хирургия была официально выброшена из медицины. Светские врачи-терапевты не замедлили воспользоваться тем козырем, который пришел к ним в руки, и отмежевались от коллег-хирургов.

Отцом какой-либо науки может считаться не только тот, кто ее основал, но и тот, кто вернул ей утраченную славу, кто вернул ее на пьедестал, с которого она была сброшена. В этом смысле отцом хирургии нужно считать французского хирурга Ги де Шолиака, жившего в XIV веке. Он изучал медицину в четырех университетах — в Монпелье, в Тулузе, в Париже и в Болонье. Слава Шолиака была настолько высока, что он стал придворным врачом папы Климента Шестого и сохранял эту должность при двух его преемниках — Иннокентии Шестом и Урбане Пятом. Согласитесь, что врач трех пап должен быть профессионалом высочайшего класса. К одному патрону еще получится подольститься или пустить ему пыль в глаза, но с тремя такой номер вряд ли пройдет.