Дмитрий Правдин - Байки бывалого хирурга [litres]

– А если б ты на самом деле умер?! – кипятился Власов. – Зачем такую боль терпеть? Ты же одной ногой почти в могиле стоял! Ты подумал о жене, детях, если себя не жаль?

– Брось, Коля, ну никак не мог я тогда умереть!

– Смерть она, знаешь, не выбирает: косит всех без разбору и врачей, и больных. Или ты думаешь, что если ты отличный хирург, то она, костлявая, пощадит тебя?

– Я думаю, что сейчас январь месяц, и земля больно мерзлая, – отшутился тогда Ильич, – негоже в такую пору смерти подчиняться. Я предпочитаю покинуть этот бренный мир исключительно в теплое время года.

Все: и родные, и коллеги, и многие жители района, узнав про тяжелую болезнь Ильича, тогда не на шутку перепугались. Любили и ценили его очень. Пообещал Ильич себя тогда беречь и избегать нагрузок. Но, как их избежишь, если вокруг столько людей нуждалось в его помощи? Отлежался месяц дома, а потом сбежал на работу, попросив закрыть больничный. И отказался от предложенного курортного лечения. Как его ни уговаривали остался непреклонен – не поеду.

Где-то Ильич читал, что в среднем хирурги живут до 54 лет: потихоньку умирают с каждым своим пациентом. Когда он перешагнул заветный рубеж, то облегченно вздохнул. Подлый инфаркт на какое-то мгновение заставил усомниться в прогнозе, но вскоре Багров позабыл и о нем. Когда жена настойчиво приставала с приемом таблеток, то отшучивался и если и пил их, то делал это нерегулярно, неохотно и не зацикливался на своем здоровье. Да и шибанул его инфаркт в 67 лет, когда он давно перешагнул роковую отметку.

В общем, к 72 годам Ильич чувствовал себя относительно неплохо. Для своих лет тяжелым грузом, давившим на его плечи, мужчиной он оставался крепким и вполне работоспособным. При всем сумел сохранить ясный ум и не растерять свою великолепную эрудицию. По-прежнему продолжал много оперировать и заниматься отделением.

Ильич, как говорится, был и хирургом от Бога, и заведующим отделением от Бога. Недаром в свое время ныне уже покойный Иван Мефодьевич из четверых молодых хирургов, работавших в те годы с ним бок о бок, пророчил свое кресло именно Багрову. Хотя Паша Кузьмин оперировал лучше его, а Боря Ермолин спал и видел себя на руководящей должности. Но Любомиров считал, что хороший заведующий должен сочетать в себе оба этих качества. Кузьмин вскоре уехал куда-то на Волгу и там стал пересаживать почки, занялся трансплантологией. А Боря, теперь уже Борис Степанович, возглавил министерство здравоохранения в одной из областей в европейской части России.

Поначалу у Ильича не совсем получалось как надо. Ударится в работу отделения, начинает страдать хирургия. Примется за лечебный процесс – хромает отделенческий быт. Это только так кажется, что заведующий хозяин у себя на хирургии. Для того чтоб стать настоящим рачительным Хозяином нужно многое уметь и знать. А когда тебе 31 год, и ты только и умеешь, что оперировать, это только половина дела.

Ильичу и тут повезло. После смерти Любомирова выбор главного врача пал на него неспроста. Любомиров давно подбирал себе замену, словно заранее предчувствовал свой неожиданный уход. Главврач – Пал Палыч Братухин тоже пришел к ним из фронтовых врачей, только на фронт он попал вначале простым терапевтом, а потом, как случается на войне, стал организатором здравоохранения, командуя медицинским эшелоном, что доставлял раненых с передовой в тыловой госпиталь. Да так удачно, что после войны остался профессиональным организатором медицины. Сейчас вот руководил той ЦРБ, где трудился доктор Багров.

– Да ну, Пал Палыч, – начал отнекиваться Ильич от предложения занять место Ивана Мефодьевича, – какой из меня заведующий? У нас больше половины сестер мне в матери годятся. Пятеро Отечественную войну прошли. Нет, не могу.

– Ты думаешь, мне сколько лет было, когда я свой первый эшелон принял? – нахмурился Братухин, гипнотизируя взглядом несговорчивого хирурга. – Двадцать семь! А тебе тридцать один! У меня знаешь, кто и сколько людей в подчинении было?!

– Пал Палыч, тогда время было другое.

– Да, время тогда было другое, шла война. Многому приходилось учиться буквально на ходу. Но люди, люди-то все те же: наши, советские. У меня в эшелоне тоже, знаешь, персонал не подарок оказался: два профессора, три доцента, многие сестры еще империалистическую войну помнили. Или как ее называют теперь – Первая мировая.

– Да не нужно, Пал Палыч, меня за советскую власть агитировать, я все понимаю.

– Так чего тогда смущает?

– А вдруг не справлюсь?

– Не справишься – снимем. За тебя сам Иван Мефодьевич просил. Понимать должен, что не просто так я тебя выдвигаю.

Упоминание Любомирова, перевесило чашу весов, и Ильич согласился возглавить хирургическое отделение. Так в июле 1977 года он стал заведующим хирургического отделения на 65 коек. Дело это непростое, мало того что ответственное, так еще и хлопотное больно. Когда он работал в качестве ординатора отделения, то отвечал только за своих больных и за те палаты, что они занимали. Теперь он в ответе за все отделение в целом и за все то, что в нем происходит.

Ильич до мелочей запомнил свой первый рабочий день в качестве заведующего. Как у него предательски от волнения дрожал голос, как потели ладони, как не знал, куда и на кого смотреть, когда он принимал утреннюю конференцию. Нет, он и раньше замещал Любомирова, когда тот иногда отсутствовал по тем или иным причинам. Но тогда выполнял его обязанности формально, зная, что настоящий заведующий всегда где-то рядом.

А сегодня смотрят на тебя и врачи, и медсестры, и санитарки, теперь не как на формального человека, выслушивающего дежурившую смену, а именно на хозяина отделения, человека, который здесь за все отвечает.

Он помнил, как пытался напустить на себя строгий вид, и как постучал карандашом по столу, когда какая-то молоденькая санитарочка чего-то там хихикнула, прячась за спины подружек. Как покраснел при этом, чувствуя на себе десятки пар озорных, внимательно изучающих его глаз.

– Игнатий Ильич, да расслабьтесь вы уже, – услыхал он вкрадчивый и мягкий голос старшей медсестры Любови Павловны Елагиной, когда конференция закончилась, и все сотрудники вышли из теперь его кабинета, где она традиционно проходила.

– Да я в принципе расслаблен, – вяло улыбнулся Ильич, утирая свежим носовым платком, струившийся по лицу пот.

– А то я не вижу, – хитро подмигнула Любовь Павловна. Ее, прошедшую почти всю Отечественную войну в качестве операционной медсестры медсанбата и повидавшей многих людей на своем пути, трудно провести.

Когда Багров пришел на отделение, Елагина еще оставалась операционной медсестрой. Она прекрасно знала, какой он хирург, чего стоил. Ведь старшей сестрой она стала лет пять назад, когда ушла на пенсию Инна Карповна Доронина, отработавшая в отделении почти полвека. Та начинала трудиться еще до войны, когда только организовали ЦРБ. Стояла у самых ее истоков.