Адриана Имж - #Щастьематеринства [Пособие по выживанию для мамы] [litres]

Да-да, я в курсе, что для малышей обезвоживание опасно и лидирует в списке причин детской смертности, и я также в курсе, что оно может развиться быстро. Но. Мы в детской больнице. Подразумевается, что ребенок под квалифицированным присмотром.

Возвращаясь к капельницам. Сейчас нововведения: при каждой процедуре вену заново не прокалывают, а для уменьшения боли и дискомфорта ставят одну систему-катетер на несколько дней, и уже в нее втыкают капельницу.

Звучит прекрасно, но на практике все совершенно иначе. Маленькие дети страшно не любят, когда в них втыкают иголку. Они орут, вырываются, бьются в истерике, рыдают до хрипоты или рвоты. Для установки этой системы детей пеленают в большой пододеяльник, чтобы зафиксировать руки-ноги.

Предполагалось, что я запеленаю сына, выйду из кабинета и буду под дверью слушать его вопли. И я бы вышла, послушалась бы медсестру, не прочитай я несколькими днями раньше на просторах интернета про «законного представителя», про то, что у меня есть право находиться рядом с ребенком и никуда уходить я не обязана.

Саша начал орать уже в процессе пеленания. Закончив обездвиживание пациента, меня начали изгонять из кабинета:

– Мамочка, выйдите за дверь.

– Я никуда не пойду, я буду рядом с ребенком.

– Нет, выходите, вы будете нам мешать.

– Нет, я никуда не пойду, я не буду вам мешать, а помогу держать ребенка, буду с ним разговаривать и пытаться отвлечь.

– Вы что, не понимаете? Ребенок будет вас видеть и вопить еще сильнее. Здесь и так мало места, а тут еще и вы. Выйдите за дверь.

– Я законная представительница своего сына, и я не буду никуда выходить, у меня есть право остаться рядом с ним, и я этим правом воспользуюсь.

– Вы нам мешаете поставить систему. Пока вы не выйдете, мы ничего делать не будем.

– Если вы не окажете моему сыну помощь, я буду звонить главврачу, в страховую и в Минздрав. Вы нарушаете закон. Это произвол, и вас за это накажут.

– Если вы будете мешать, мы выставим вас из кабинета.

– Я не собираюсь вырывать у вас из рук иглы и раскидывать вас по углам. Мне надо, чтобы вы уже наконец-то оказали помощь ребенку, а не препирались со мной.

Мне сделали великое одолжение и разрешили остаться. Пикантность ситуации в том, что была почти ночь и не факт, что я бы кому-то дозвонилась. Я блефовала. У меня не было под рукой ни одного номера, по которому я угрожала позвонить для раздачи люлей.

А еще мне было очень страшно, потому что я тогда еще трепетала перед божествами в белых халатах. И я понимала: надави врачи на меня сильнее, я бы сдалась и пошла плакать под дверь, слушая рыдания своего ребенка, а потом мучилась бы чувством вины.

После этого случая у меня появилась непоколебимая уверенность. Я уже не боюсь, у меня не дрожит голос, не подкашиваются ноги, и меня не парализует от ужаса. Я смогла, и я сделала так, как лучше нам с сыном.

Я понимаю, что для кого-то это «ничего такого». Ну подумаешь, так и должно быть всегда, мать всегда должна быть горой за своего ребенка. Зачем впадать в панику и ступор? Но немногие умеют защищать свои границы и границы своих детей. Нас не учат этому в школах или в садике. Эти навыки приходится приобретать в сознательном возрасте, не в самых приятных и дико стрессовых ситуациях.

Это моя победа, и я ею горжусь. И я понимаю, что мне очень повезло, потому что еще хотя бы полминуты препираний, и я бы ушла, я бы сдалась. И чувствовала себя еще очень долго полным говном.

Мамы, у вас есть полное право находиться вместе с вашими детьми в процедурном кабинете. Только вы можете решать, лучше вам находиться рядом или за дверью. Держите в памяти телефона номера местного Минздрава и страховой. И пусть у вас никогда не будет таких ситуаций, а если они вдруг произойдут, то вы будете готовы и во всеоружии.

Во время обсуждения таких тем ВСЕГДА вылазят сторонники запрета на право детей быть со своими мамами или родителями. Дескать, каждая вторая «мамочка», дико неадекватная, будет отпихивать врачей и не давать им проводить медицинскую манипуляцию. И у каждого медработника и медработницы, отстаивающих этот запрет, всегда в запасе тонна офигительных историй про родительский неадекват. И именно поэтому нельзя пускать мам к своим детям, ибо нефиг.

Я же всегда вспоминаю, что в Америке и Европе никто не препятствует нахождению детей с родителями. Мистическим образом вон там за бугром родители не выхватывают иголки и не гоняются с ними наперевес за перепуганными медсестрами и медбратьями.

Чудеса, блин.

Был год, когда я дважды лежала с сыном в больнице. В первый раз ему было 1,5 года, во второй – 2. Интересное место – больница. Все мы, такие разные, подчиняемся людям в белых халатах, живем по единому распорядку, находимся у всех на виду. В палату в любой момент может зайти кто угодно. Тебе говорят, что пить и что есть, а распорядок дня регулируется извне.

Когда мы лежали во второй раз, Кирилл подхватил ротавирус. Но поначалу весь медперсонал, включая уборщиц, обвинял меня, что я сама заразила его, дав ему, помимо больничной еды, крошечный кусочек холодца. Вечером случилось просветление, вселяющее в меня надежду. Анализы не готовы, диагноза нет. Мальчишечка 11 месяцев, с которым мы лежали по соседству, тоже заболел. При чем тут холодец?

В больнице гадко. Обслуживающий персонал злой. Кормят голодно. Когда мы лежали в другом отделении, постоянно и добавка была, и чая сколько хочешь, и хлеба. А здесь в блюдце ложку пюре на водичке размажут и волком смотрят, если спрашиваешь про питание на себя (а оно маме по закону положено, и в больничный общепит распоряжение подано). Причем, если не успеваешь прийти в столовую за 10 минут после объявления еды, пиши пропало – все выкидывают. А зачем тогда, спрашивается, так экономить эту «кашу»? «Так не достанься же ты никому?»

Кириш на безмолочном столе. А на ужин приносят творожную запеканку. Говорю: «У нас 16-й стол». Раздатчицу перекосило: «Ничего не знаю, вас в списках нет!» Пришла медсестра. Оказалось, что-то напутали и нашу порцию кому-то отдали. И все, и никому нет дела, что у меня малыш плачет от голода.

Я плакала один раз – когда Кириша увезли на операцию. Потом усилием воли я запретила себе расклеиваться. И так, на этой сжатой пружине я продержалась восемь дней. Я находила силы спать на полу и радоваться этому. Я дважды выдержала противостояние в перевязочной, отказавшись выходить за дверь, пока Кириллу ставили катетер в вену. Я смолчала, когда педиатрица пыталась запретить мне кормить грудью. Я держала сына во время уколов. Я не реагировала на грубость в свой адрес.

А дома я наконец осознала, что мне пришлось пережить. И разрешила себе слезы. Плакала горько и безутешно, как в детстве.