Джошуа Мезрич - Когда смерть становится жизнью. Будни врача-трансплантолога

Луис и Юсель, мои коллеги, уже переоделись в хирургические костюмы, и мы принесли печень на операционное поле. Когда трансплантат оказался внутри полости, он занял в четыре раза меньше места, чем старая печень Нейта. Мы вшили ее без каких-либо проблем. Когда я увидел, что печень превратилась из светло-коричневой в розовую, а из протока закапала желчь, меня охватило чувство радости. Ад Нейта почти закончился.

Во время операции в больнице обычно находится множество родственников, и нет ничего приятнее, чем видеть, как они радуются, получив хорошие новости.

Я спустился вниз, чтобы поговорить с родственниками Нейта и показать им фотографии старой и новой печени. Его близкие ликовали, и я чувствовал себя героем. В этом заключается один из самых больших плюсов трансплантологии: во время операции в больнице обычно находится множество родственников, и нет ничего приятнее, чем видеть, как они радуются, получив приятные новости.

Следующие несколько дней прошли для Нейта хорошо. Он пришел в себя, стал дышать без трубки и перестал принимать лекарства, поддерживающие его кровяное давление. Он выглядел усталым, но довольным, что перенес операцию. Результаты УЗИ радовали (все кровеносные сосуды были широко открыты), и показатели печени стали приходить в норму. Однако с ним произошло нечто странное: когда он оказался в отделении интенсивной терапии после операции, у него поднялась температура. Это не является патологией, но анализы крови, взятые в тот период, показали наличие грибка. Хм-м-м. Гигантская печень Нейта с множеством заторов в желчном протоке была полна этой гадости. Мы назначили ему противогрибковые препараты и затаили дыхание.

В воскресенье утром, на пятый день после операции, я заметил, что результаты анализов Нейта были чуть выше нормы. Ничего ужасного, но все же. Я переговорил с одним из коллег, который уже назначил УЗИ. В течение следующего часа я много раз проверял свой компьютер, надеясь получить результаты, но ничего не пришло. Я сердился, что УЗИ до сих пор не сделали, но одновременно был уверен, что обследование не выявит никаких серьезных проблем. Вернувшись домой, я пытался провести время с детьми, но мои мысли постоянно возвращались к Нейту.

Затем я почувствовал вибрацию телефона в кармане – пришло сообщение. Я достал мобильный и прочел его. Оно было от Нейта.

«Чувак, у меня проблемы с артерией», – написал он. Впервые я получал подобное сообщение от пациента. Нейт наблюдал за тем, как ему делали ультразвук, и понял, что врачи не видят артерию, идущую в печень. Видимо, она была забита тромбом.

У меня упало сердце. Я понимал, чем это грозит Нейту. Пока я ехал в больницу, мысли обо всех страшных осложнениях, ожидавших его, проносились в моей голове. К тому моменту как я приехал, он уже лежал в операционной.

Печеночная артерия, которую мы сформировали из артерий донора и реципиента, была перекрыта тромбом. Артерия – главный источник крови для ткани печени и желчевыводящих протоков, и нарушение кровотока в ней почти всегда приводит к разрушению органа. Мы распороли швы на артерии и извлекли кровяной сгусток. Мы отправили сгусток и ободок артериальной ткани с анастомоза на бактериологический посев, прочистили артерию с помощью катетеров, ввели противотромботический препарат и снова все зашили. После этого мы установили Нейту капельницу с кроворазжижающими препаратами. Смотря на то, как препарат для разжижения крови поступает в вены, я понимал, что будет дальше: кровотечение.

Пациенты, у которых образуется тромб в артерии в течение двух недель после пересадки печени, оказываются на верхних позициях списка кандидатов на новую трансплантацию.

Затем мы внесли Нейта в список кандидатов на новую печень. Пациенты, у которых образуется тромб в артерии в течение двух недель после пересадки печени, с разрешения Объединенной сети обмена органами получают показатель MELD 49, и это значит, что они оказываются на верхних позициях списка кандидатов на трансплантацию. Теперь нам предстояло определиться: если артерия останется открытой, стоит ли делать повторную трансплантацию или лучше подождать и посмотреть, как сложатся дела дальше?

Я сразу же поддержал идею о повторной пересадке. В прошлом нам удавалось обойтись и без этого, но разве новая печень не подарила бы Нейту наибольшие шансы стать хирургическим резидентом? Пытался ли я мыслить рационально или мне мешали личные отношения с ним? Я не знал.

Артерия Нейта оставалась открытой, но у него начались и другие серьезные проблемы. В течение следующих дней произошло три события: у него открылось кровотечение, результаты анализов функции печени значительно превысили норму, а анализы крови снова показали наличие грибка.

Я решил отвезти его в операционную, чтобы смыть грибок, сделать биопсию печени, посмотреть, откуда кровотечение, и взглянуть на артерию. Нейта такая перспектива не радовала, но его самочувствие было очень плохим. Он спросил меня, справимся ли мы. Я надеялся на это.

Когда я посмотрел на печень в операционной, она выглядела довольно хорошо. Очистив ее от крови и лишней ткани, я сделал биопсию. Однако возникла другая проблема: кишечник настолько разбух, что я не мог зашить пациента. Я обложил его брюшную полость губками и поместил туда отсасыватель, а потом вернул Нейта в отделение интенсивной терапии. Он находился под действием седативных препаратов и дышал с помощью трубки. Далее последовали худшие недели моей профессиональной жизни. Тяжелым это время было и для Нейта.

Мы каждые два дня отвозили его в операционную, чтобы промыть брюшную полость и пробовать наложить швы. Более того, биопсия показала явное отторжение, а анализы на интраоперационную культуру выявили грибок и множество других устойчивых к воздействию лекарств бактерий.

В разговорах с семьей Нейта я старался не терять позитивного настроя, но я действительно не знал, чем все закончится. Команда хирургов ходила по острию ножа, повышая дозировку иммуносупрессивных препаратов одновременно с повышением дозировки антибиотиков. Что касается кроворазжижающих препаратов, мы старались найти оптимальную дозировку, при которой кровь стала бы жиже, но кровотечения не возникали бы.

Во время четвертой попытки нам все же удалось зашить Нейта. Дыхательную трубку ему удалили на следующий день. Я думал, что первыми словами Нейта станут: «Что вы, мать вашу, со мной сделали?», но он был слишком усталым и слабым, чтобы произнести такое длинное предложение. К счастью.

Хотел бы я сказать, что дальше все пошло гладко, но это не так. Нейт держался, несмотря на многочисленные процедуры, консультации, уколы, сканирования, биопсии и так далее. Я в шутку говорил ему, что он станет самым опытным интерном из существующих, однако я сомневался, что ему удастся когда-нибудь выйти из больницы.