Владимир Аникеев - Практические советы Порфирия Иванова

В день 85-летия Учителя 20 февраля 1983 года в Доме Здоровья собралось множество гостей. После сердечных бесед, обливания у нижнего колодца, который был выкопан по указанию Учителя, все направились в дом, чтобы принести юбиляру поздравления. Люди по очереди подходили к Учителю, желали ему здоровья и целовали его. Все надеялись на новые встречи с ним, но судьба распорядилась иначе. Порфирий Корнеевич ушел из жизни 10 апреля 1983 года. Вот как об этом вспоминает В. Л. Сухаревская:

"Поднял меня Учитель в четыре часа утра, хотя я и сама не спала — ему было очень плохо. Я объявила народу, прибывшему на лечение, чтобы люди уезжали обратно т. к. Учитель не сможет никого принять из-за плохого самочувствия. Но он тут же категорично заявил: "Пойди и прими всех." И я всех шестерых приняла, а утром он попросил зеленого борща. Стоял апрель месяц, зелень только начинала вылазить. Я нащипала ее и сварила борщ. Налила ему тарелку борща. Он весь его съел. Испекла яблочко, и яблоко съел. Попросил молока и выпил. Затем ему захотелось арбуза. Немного съев арбуза, он вдруг встал с постели, прошелся по комнате и строго сказал: "Валентина, сохрани мое тело, как зеницу глаза своего". Опять прошелся по комнате и вновь строго повторил те же слова. И говорил он это так, что до сих пор они звучат в моем мозгу.

И вот я режу арбуз на маленькому кусочку и даю ему, режу — и даю. И вдруг я вижу: он валится… И ушел… Свидетелями его ухода были Анна Петровна Тришина и Настя Афонина.

Конечно, мы его не схоронили. Уже в то время знали, что только тело его хороним…"

О похоронах Учителя вспоминает Н. Б. Мельникова:

"Мы приехали на хутор в четверг, часов в 12 дня. Приехали, заходим во двор и видим: стоит скамейка, а на скамейке гроб, обитый розовым. В гробу лежит Учитель, как ходил при жизни — в трусиках. Лежит под яблоней, лепестки падают ему на тело, и от прямых солнечных лучей он загорожен был простыней. Когда мы подошли прощаться, я обратила внимание, что многие трогали учителя за руки и за ноги, и я потрогала и была поражена, что руки и ноги Учителя были теплыми. А когда целовала его в лоб, то почувствовала от него аромат, что меня очень поразило. Валентина Леонтьевна по его завету обливала его дважды в день. И было такое впечатление, что Учитель просто спит.

Когда мы с ним попрощались, его понесли по Садовой. Мы очень удивились, увидев, что вдоль всего траурного шествия стояло луганское начальство. Оно удалилось только тогда, когда первые комья земли полетели на гроб. Во время опускания гроба и метания комьев земли я почувствовала какое-то тягостное состояние, но вдруг явственно услышала голос Учителя: "Я хочу сказать о природе, она наша мать, она нас родила, она нас представила на белый свет, чтобы именно мы вот жили." Это Э. К. Наумов поднял магнитофон и включил запись…"

Тело Учителя похоронили на местном хуторском кладбище, как это предписано обычаем, а его дух остался там, где он был всегда в природе.

Ничто в этом мире не происходит случайно. Учитель Иванов искал сподвижников, учеников или хотя бы тех, кто смог бы вникнуть в его каждодневный тяжкий труд. А люди, явственно ощущающие, как жизнь по капельке вытекает из них, распыляется во времени и подводит их к ужасающей черте небытия, искали спасения и приходили к Учителю, который брался облегчить их страдания или и вовсе излечить их недуги. Но для этого больной должен был поверить в могущество смертного человека, в целебность обыкновенной холодной воды, привычного воздуха, грязной земли, существующих вечно, рождающих и поглощающих, позволяющих себя топтать, заплевывать, загрязнять, таких бесправных, таких беспомощных и в тоже время таких могучих, таинственных, непостижимых. Именно их воду и землю Учитель называл лекарственными средствами от всех, даже самых тяжелых недугов.

Однажды пришла к Учителю и Валентина Леонтьевна Сухаревская, изнемогавшая от болезней, усталости, тревоги. Вот как она сама рассказывала о первой встрече с Ивановым.

"Приехала я к Учителю в Сулин в 1954 году. Сама я здешняя, из Шарапкина. Больная была сильно: эпилепсия больше 20 лет мучила, да еще менингит с тромбофлебитом. Приехала, поздравствовались. Он спрашивает:

— Ты кто?

— Да у меня припадки эпилепсии. Случился припадок на базаре: подошла ко мне женщина и сказала, что никто мне не поможет, как только Иванов из Сулина, который зимой и летом в трусах ходит. Вот я и приехала.

Учитель говорит:

— Разувайся, давай я тебе ножки помою. А я больше двадцати лет босиком даже на пол не вставала. На ногах носила специально пошитые бурки, ноги сильно болели — тромбофлебит ведь. А через эти припадки я вся избитая была, до сих пор рубцы остались. Нагибаться совсем не могла, только приседать. А руки, что в них возьму, ничего не держат, столько посуды перебила… Но тут я не растерялась — разулась. Учитель мне ноги помыл холодной водой, вывел меня во двор, поводил по снежку босую. Приходим в дом, он спрашивает:

— Ну, и как?

— Ничего, — отвечаю.

— А ну, нагнись.

Я нагнулась свободно, и мне стало стыдно, стала я такая красная, и говорю ему:

— Ой, Учитель, я, наверно, придуривалась!

— Да нет, не придуривалась. Идем со мной. Он принял меня, как и всех принимал, кто к нему обращался: наложил свои руки, пробудил мой организм. Снова вывел на снег и там же сказал:

"Утром-вечером мыть ноги холодной водой, — тогда только ноги мыли. — Не плевать, не харкать — все проглатывать, как продукт. Не пить, не курить. Подашь бедному милостыню, да не пожалей. А вернешься на хутор, не иди домой, а в каждый дом зайди, поклонись и попроси прощения у своих хуторян.

— Учитель, да я как будто бы жила так, что никому не обязана ничем.

— Я тебе сказал.

Повернулся и ушел.

Приехала я на хутор. Все, с кем я ездила в Сулин к Учителю, пошли домой, а я пошла по хатам: приду, поклонюся, попрошу прощения. А люди-то смотрят, они же меня хорошо знают и говорят моему мужу:

— То у Леонтьевны только припадки были, а теперь она уже свихнулась.

Муж, несмотря на свою строгость, ни слова тогда мне не сказал. А припадков с тех пор нету и по нынешний день.

Я часто стала ездить к Учителю в Сулин и его приглашала к себе домой. С его семьей мы подружились еще в 1950 году.

Никто не дал мне помощи в моих страданиях в течение 25 лет. А теперь у меня нет никакого отклонения в отношении здоровья. О том, что старость, что бывают недуги, — ну так что ж? А здоровье откуда-то есть! Дается. Кем? Да Учителем: У меня своего ничего нет, все мне дает Учитель. В нем вся сила, в нем все могущество, вся любовь и справедливость! Так кто же он?! Учитель меня спросил, когда принимал:

— За кого ты меня считаешь? А я ему и говорю: