Владимир Аникеев - Практические советы Порфирия Иванова

Признаться, позавидовал я встрече отца и сына Ивановых, очень теплой, хотя один из них был в полушубке и валенках, а второй стоял только в черных трусах".

Адъютантом, о котором рассказывал В. Карпыш, был старший сын Порфирия Корнеевича Андрей, закончивший офицерские курсы в начале войны, и в ту пору носивший звание лейтенанта. Вскоре после описанного случая Андрей Иванов погиб при освобождении Ростовской области.

Учителю хотелось остановить войну, уносившую ежедневно тысячи молодых жизней.

"Мое одно есть решение: из врага сделать любимого друга. Я хотел договориться, чтобы Сталин и Гитлер согласились и примирились."

В декабре 1943 года Иванов приехал в Москву в надежде убедить Сталина в необходимости заключения мира с немцами. На Казанском вокзале его задержали и отправили в Государственный институт психиатрии имени В. П. Сербского. Необычного пациента заметил академик Н. Н. Введенский, крупнейший психиатр Советского Союза. После бесед не обошлось и без испытаний.

"Меня, как ходящего по снегу босиком и по такому холоду, в нетопленых палатках держали. Я у него терпел без всякой самозащитной рубашки. А вы знаете, как холодно живому телу?"

В одной из бесед с Введенским Порфирий Корнеевич предложил ему от своего имени обратиться к Сталину с предложением о заключении мира с Германией. Академик отказался, объяснив, что в этом случае его самого признают сумасшедшим, а то и вовсе расстреляют. В институте имени Сербского Порфирий Корнеевич пробыл три месяца, оттуда его 20 марта 1944 года выписали в псих-приемник.

Нянечка приемника Евдокия Леонова из жалости взяла Учителя к себе домой. Жила она в Марьиной Роще. Там Учитель поставил на ноги больную женщину. И после этого к нему чередою потянулись люди со своими недугами.

Вскоре Порфирий Корнеевич вернулся домой, в Сулин, где и продолжил свое дело.

К началу 50-х у Учителя появились друзья и единомышленники в Москве. Там его ждали, радовались его появлению. Многие из них, в основном, женщины пожилого возраста, жаловались на здоровье. Обычно встречи больных с Учителем устраивали на той или иной частной квартире, после чего, он, не задерживаясь, уезжал домой. Один из приездов, 12 февраля 1951 года, оказался неудачным — Порфирия Корнеевича арестовали, обвинили в незаконном лечении и организации беспорядков и заключили в Таганскую тюрьму, откуда затем переправили в Ленинград.

"Меня с актом института имени Сербского, т. е. выводом академика Н. Н. Введенского привезли в Ленинград. Меня встречали не как закаленного человека, а как врага Советской власти".

"Сталин запер меня в психиатрическую Ленинградскую больницу № 2 по статье 58. Я сейчас лежу в Ленинграде, в такой больнице, в которой мы себя можем потерять моментально. Это место для политических людей, для врагов правительства".

В этой больнице с пациентами обращались не лучше, чем с заключенными в тюрьме. Учителю запрещали ходить раздетым, не разрешали ему выходить босым в больничный двор, обливаться холодной водой. Переубедить врачей так и не удалось. Они оставались глухими к его уверениям в том, что он может ходить раздетым и босиком по сорокашестиградусному морозу, а в жару под самым, что ни есть, жгучим солнцем, не получая ожогов на теле, может купаться зимой в реке и в море, что даны ему силы побеждать любую болезнь не только на своем теле, но и на теле любого другого человека.

29 октября 1952 года состоялась врачебная комиссия, которая, рассмотрев историю болезни П. К. Иванова, предписала ему лечение в Казанской больнице МВД. Позже Учитель вспоминал, что из Ленинграда в Москву его перевозили в морозную ночь под замком в насквозь промерзшем фургоне автомобиля и без одежды. Утром конвоир, открыв фургон, ухмыльнулся стоящему в одних трусах Учителю и спросил: "Ну, и как тебе, не холодно?" Порфирий Корнеевич ответил: "А ты залезь и попробуй".

До конца 1953 года Иванов пребывал в Казанской, а затем в Чистопольской психиатрических больницах.

"И в Казанской, и в Чистопольской больницах я лежал — отдыхал, набирался теоретических сил для того, чтобы там за три года десять месяцев научиться писать за жизнь человека. Там приходилось быть под стражей.

После смерти Сталина стали выпускать. Меня освободили в 1953 году 25 декабря".

После освобождения Порфирий Корнеевич вернулся к семье в Красный Сулин. Жена Ульяна Федоровна по-прежнему не одобряла увлечения мужа. Младший сын Яков вырос, уже и женился к тому времени, но следовать примеру отца не хотел, хотя относился к нему с уважением и любовью.

Однако, стали появляться люди, готовые помогать Учителю в осуществлении его идеи, прежде всего москвичи, с которыми он постоянно поддерживал переписку.

В эти годы Учитель пишет свои труды, исцеляет больных, среди которых были разные, в том числе, и высокопоставленные люди, и всеми силами старается получить хоть какое-то признание среди медиков и ученых. Иногда ему разрешали выступать перед той или иной аудиторией, но смотрели на него, как на курьез, видели в нем лишь диковинку, не стоящую серьезного внимания. Так, местная газета "Красносулинская правда" напечатала заметку, в которой его презрительно обозвали шаманом. Тему подхватила центральная пресса, в газетах "Московская правда", "Вечерняя Москва", журнале "Крокодил" появились статейки, написанные в том же, глумливом духе.

Однажды в Москве на улице Горького произошла встреча Учителя и профессора психиатрии Е. К. Краснушкина, в которой нетрудно увидеть элемент символики. Порфирий Корнеевич был по обыкновению в трусах и босой, профессор — в пальто и теплых ботинках. Зима, холодно, на тротуарах снег, смешанный с грязью. Разговорились. Краснушкин обратил внимание на ноги Учителя, мол, экие они у вас чистые в такую-то погоду. "А какие теплые!" — подхватил Учитель. Профессор не удержался от соблазна и проверил — действительно, теплые!

Учитель заметил: "Евгений Константинович, раз уж вы профессор, моим ножкам поклонитесь, почему бы и всем остальным не поклониться тоже?"

Краснушкин в ответ лишь засмеялся.

Феноменом Порфирия Иванова заинтересовался президент Академии медицинских наук М. А. Жуковский. Ему хотелось проникнуть в тайну Учителя. Для медицинского освидетельствования пригласили даже зарубежных специалистов. Результаты исследования поразили всех. Сердце Иванова соответствовало по всем показателям сердцу 25-летнего молодого человека. Для более полного исследования Иванова направили в Рязанский институт геронтологии к профессору А. К. Шипову, от которого ждали заключения о том, что Иванов совершенно здоров. Но Шипов заупрямился, сослался на то, что нашел какие-то там отклонения от нормы в пальцах ног. Учитель ему сказал: "Если бы ты ходил босой столько, сколько я, то у тебя не было бы отклонений, но не было бы и самих ног".