Владимир Аникеев - Практические советы Порфирия Иванова

"Первый человек, рожденный в природе, не имел никакой смерти. Отчего ему умирать, если его силы были такие, чтобы пить и жить. Он был независим, самим по себе в природе, нигде и никак, был Богом. Ему не нужна была одежда, не требовалась пища и дом — жил в природе естественно… Нас природа за наше нехорошее бьет, снимает с пути. У нее всегда есть живые качества… За уход человека от природы она ему принесла болезнь, а затем смерть… Повернуть историю невозможно, а вот изменить человека в его энергичном состоянии можно будет".

Порфирий Корнеевич мечтал, изменив каждого отдельного человека, исправить все общество, чтобы построить на земле рай, установить на ней справедливость, чтобы люди не только жили вечно, но и умерших смогли поднять из праха, чтобы на веки веков воцарился мир, чтобы не стало преступников и тюрем, чтобы люди возлюбили себя и друг друга. И остро чувствовали свое предназначение, избранность, ответственность перед людьми и природой.

"Если бы моя закалка не нужна была в жизни, то зачем меня природа такого родила бы? Я произошел на белый свет, как все люди и как все люди возрастал. Меня, как такового, в этом деле физически природа держала и она меня избрала. Если бы я был природе непригоден, она бы меня погубила, а то она меня за любовь к ней любит и хранит.

Природа прислала своего естественного человека, чтобы люди признали его и сочли своим. Он для этого родился, чтобы сам с себя показывать".

Узнав о готовившемся 25 ноября 1936 года VIII Чрезвычайном съезде Советов, где должны были принять Конституцию, Иванов отправил съезду письмо, в котором писал: "Я предлагаю лично свое здоровье… чтобы мы поделались в Природе хозяевами, чтобы она так не мешала нашему телу, нашему делу. Это будет нужно не больному, страдающему, а надо будет здоровому человеку, который строит и добывает в великом дисциплинированном деле".

Не дождавшись ответа, он сам отправился в Москву. Там уже лежал снег, мела метель. На регистрацию делегатов Учитель не попал, из Дома Советов его отправили прямиком на Лубянку в ОГПУ, показали самому наркому Ежову. Потом им занялись психиатры, а вечером того же дня Порфирий Корнеевич оказался в психиатрической больнице, где провел 67 дней. В конце концов, главный врач больницы внял просьбам Учителя и отправил его домой в Красный Сулин одетым по-зимнему в сопровождении двух дюжих санитаров.

В 1937 году, в самый разгар репрессий, Учитель оказался в Моздоке, приехал туда по приглашению женщины, которую и излечил от малярии.

Местная милиция, увидев разутого, в легком пальто, длинноволосого и бородатого человека, заподозрила в нем "диверсанта" и отправила в КПЗ. Там томилась тьма задержанных: и уголовные, и политические. Иванов пытался беседовать с ними, но его и слушать никто не хотел, все боялись одного — как бы не подвели под "расстрельную" статью. Учитель запасся терпением, все, что ему оставалось — ждать, когда с ним разберутся и выпустят. А его терзали допросами, проверяли и изучали, выводя во двор голым на семнадцатиградусный мороз.

"Сами начальники из колодца воду таскали и лили на голову. Волос замерзал, тело паром парило — где силы брались?

Продержали в КПЗ три месяца как один день, и узнали, кто я есть. Начальник вызвал, извинился передо мной, сказал: "Бывает, и мы ошибаемся". Дали мне волю".

Время несло людям все новые и новые испытания: голод, репрессии и, наконец, разразилась 2-я мировая война. Порфирий Корнеевич упорно искал средство против смерти. И одновременно жаждал быть там, в гуще событий, где труднее всего. Однако, на фронт его не взяли из-за инвалидности, на которую его обрекли отечественные психиатры. Эвакуироваться он тоже не стал. С приходом в город немцев в его жизни ничего не изменилось — он по-прежнему ходил по улицам полуобнаженным. Немецкие солдаты, завидев его, обычно одобрительно горланили: "Гут пан".

"Я им так вслед говорил: "Будет вам "гут пан!"" Я все время просил Природу, чтобы она помогла нашему русскому солдату от этого натиска избавиться".

Осенью 1942 года в Сулине находился штаб генерала Паулюса. Туда однажды и привели Иванова. В штабе через переводчика Учитель рассказал генералу о своей закалке-тренировке, и, видя, что Паулюс внимательно его слушает, попросил справку-пропуск на немецком языке для свободного передвижения по оккупированной территории. Справку выдали. В разговоре с немцами. Учитель не скрывал своей убежденности в том, что они обречены на поражение.

"Природа недаром меня заставила с ними разговаривать. Взялись воевать, а сами у этого русского человека спрашивают, кто победит".

Вскоре Порфирий Иванов получил от оккупантов предложение поехать в Берлин, якобы для встречи с Гитлером. Он дал согласие и выехал в Германию вместе с завербованными, но на станции Знаменка его сняли с поезда и отправили в Днепропетровское гестапо.

"Меня под 22 ноября 1943 года немцы по Днепропетровску на мотоцикле по улице возили. А мороз был жуткий. Я всю ночь напролет терпел… от холода, а сам просил Природу, чтобы немцев окружить под Сталинградом. Природа послушалась, она помогла русскому солдату такие силы заиметь. Немцы потеряли превосходство, покатились назад, в Берлин".

Гестаповцев поразила жизнестойкость узника. Они поставили над ним опыт: закопали в снег на пятнадцать минут. Когда раскопали, обнаружили Иванова живым и здоровым, более того, его тело оказалось настолько разогретым, что исходило паром. Отпустили домой.

Не только немцы, но и русские дивились Учителю, ходившему, считай, голышом, когда стояли такие жестокие морозы, что отказывала даже боевая техника.

Очевидец, майор В. Карпыш, оставил такие воспоминания:

"Был февраль 1943 года, когда мне, тогда командиру отдельной роты охраны штаба 5-ой Украинской армии, доложили, что по шахтерскому поселку Дьяково, где размещался штаб, ходит голый человек и выспрашивает у бойцов, где находится командующий. Я приказал его задержать. Через несколько часов предстал передо мной рослый мускулистый человек с длинными волосами, с выразительным лицом и умным взглядом. Я попросил его объяснить, почему он в пляжном костюме.

Он сказал, что в природе есть бактерии-враги человека и бактерии-друзья. Он стремился доказать это личным образом жизни. На вопрос, зачем ему генерал-полковник Цветаев, ответил уклончиво, это, мол, его личное дело. С внутренней стороны его трусов был пришит карман. Он извлек оттуда паспорт и "охранную грамоту". Она была отпечатана на бланке Академии наук СССР. Когда я познакомился с документами, мне все стало ясно. Я позвонил командующему. Как я и ожидал, телефонную трубку взял адъютант.

Говорю ему: "Задержал голого человека, как с ним поступать?" Адъютант радостно воскликнул: "Так это же батя! Не выпускай его. А то еще кто-нибудь задержит. Я сейчас подъеду".