Владимир Аникеев - Практические советы Порфирия Иванова

„Человеку хочется жить здорово, ему надо помочь. А мне природой дано это, она меня этими делами озолотила. Я один этим занимаюсь, это моя практическая работа над собою, это я заставил так себя жить сознательно, это моя любовь ко всем. Я полюбил свое тело и полюбил тела других…“

В своих записках Паршек часто вспоминает случай, когда ему впервые удалось проверить свое воздействие на ребенке. По служебным делам он ехал поездом в Майкоп. На одной из станций в вагон вошла женщина с плачущим без умолку ребенком.

„Я подошел к матери этого дитя, вежливо спросил у нее разрешения взять его на руки. А у самого зародилась такая мысль: если ребенок этот замолчит, то мое намеченное в жизни должно совершиться. Значит, я правильно иду со своим намерением. Мне было тогда тридцать три года. Я молодо выглядел, ходил без шапки и вводил частичные режимы на своем личном теле… Мать разрешила взять дитя. Мальчик этот у меня на руках замолчал, больше рта не раскрывал. Только сейчас я увидел на том мальчике, что мои руки стали показывать мне все то, что требовалось для будущей жизни“.

Порфирий Корнеевич нашел свое призвание, поэтому хотел полностью посвятить себя этому святому делу, но нужно было содержать семью, добывать средства на жизнь и пропитание, ходить на работу. А все свое свободное время он отдавал исцелению больных, чем весьма раздражал всякого рода чиновников. Его в первый раз уволили из учреждения. Семья бедствовала, жена высказывала недовольство, бранила мужа за легкомысленное поведение.

Согласно существовавшему тогда закону уволенный по статье не имел права в течение полугода устраиваться на работу. Порфирий Корнеевич решил использовать этот вынужденный „отпуск“ и пустился в знаменитый „проход“ по Донбассу, описанный им в воспоминаниях. Его путь пролег через Красный Сулин, Ростов, Шахты, Новочеркасск, Новошахтинск, Луганск, Енакиево… Именно в этих городах Учитель впервые получил признание людей и их поддержку. Но полной уверенности в своих силах у него еще не было. Одолевали сомнения: неужели он, действительно, и есть тот самый, которому суждено „перевернуть все ранее сделанное человеком“? Не просто отказаться от привычного образа жизни и поступать так, как подсказывает интуиция и природа.

Знойным днем вошел Порфирий Корнеевич в город Шахты, был он полураздет, одежду нес в портфеле. Женщины, набиравшие у колонки воду, посматривали на прохожего: кто с удивлением, кто с презрением.

„Я сказал себе: если только эти женщины мне дадут воды, то я возвращаюсь назад — идти было некуда, а если не дадут воды, то я продолжаю намеченное… Я обращаюсь к одной женщине: „Вы извините, пожалуйста, мама, дайте мне напиться воды.“ Она мной побрезговала…“

В Новочеркасске Иванов решил навестить своего давнего знакомого Ивана Климовича Захарова, батюшку-старообрядца. От ужина отказался. Побеседовав с хозяином дома, улегся спать, а ночью ушел, никого не предупредив и оставив одежду.

Далее он отправился в Новошахтинск, где жил друг его детства и юности Иван, работавший инженером на шахте. Теплилась надежда, что этот близкий душе человек, сможет понять и оценить идею приятеля. Но Порфирий Корнеевич ошибся. Иван, выслушав, сказал, как отрезал: „Никогда таким не буду“. А его жена Фекла, между тем, пожаловалась, что у нее побаливает сердце.

„Я стал с нею заниматься, просил, чтобы она смотрела на свое сердце и в тоже время тянула внутрь воздух до отказа. Она это сделала два раза, ей стало легко и хорошо“.

Обрадованная Фекла, почувствовав облегчение, похвасталась мужу. А Иван спросил у Порфирия Корнеевича: „Да кто ты такой? Врач? Знахарь?“

„Я ему признался: я простой русский человек, пошел в наступление на природу, стал искать своим естественным телом ее качества. Их нашел, на себе развил в пользу своего здоровья. Теперь хожу, применяю для нуждающихся больных“.

Не поверил Иван другу, не захотел понять, его устраивала та жизнь, которой он жил, ничего он не желал в ней менять.

В поселке Первой шахты имени Шварца Иванов зашел к бывшему односельчанину Фирсу Ивановичу Носову, у которого жена Евдокия уже пятый год болела радикулитом. Предложил ей свою помощь. Помогло. В доме Носовых Иванов, наконец, позволил себе поесть, завершив первое свое девятисуточное воздержание от пищи и воды.

Но все, с чем приходилось сталкиваться Порфирию Корнеевичу, было не более, чем легкими недугами, излечить их удавалось относительно просто, почти без труда, а ему не терпелось испытать себя на чем-либо действительно сложном. Его отвели в дом Авдотьи Бочаровой, которая лежала пластом, совсем отказали ноги.

„Я взялся мыть Авдотье ноги по колени холодной водой, помыл их, вытер. Берусь левой рукой за лоб, а правой — за большие пальцы обеих ног, держу, а сам управляю ее головой. Сначала она смотрит на свое сердце, потом — на легкие, потом — на живот. И вот я заставил ее тянуть воздух до отказа три раза, отчего в ногах проявилась чувствительность. После воды они загорелись, как жар. Потом с моей помощью Авдотья все же встала на ноги“.

Шесть часов боролся Порфирий Корнеевич с болезнью, а затем вывел хворую из дому, дал в руки тяпку и кивнул в сторону огорода: иди, мол, поли картошку. Для освидетельствования пригласили соседей.

Люди с самыми разными болезнями потянулись в дом Носовых в поисках исцеления. И нашли его там. Но Иванову хотелось официального признания.

„Я написал в Свердловский здравотдел письмо с предложением о моем методе. Больной взял это письмо и понес по адресу. Он был парализован и сам лично рассказал за Бочарову Авдотью“.

Из Свердловска Порфирию Корнеевичу передали приглашение врачей явиться в поликлинику. Но случилось непредвиденное: в поликлинике его арестовали и под милицейским конвоем отправили в психиатрическую больницу города Сватово.

Иванова повезли поездом. На подъеме движение замедлилось, он использовал этот момент и выпрыгнул из вагона.

И отправился в Луганск к свояку Федору Городовитченко, у которого узнал, что на улице Первомайской живет женщина, лишившаяся из-за ревматизма возможности ходить.

Не откладывая, принялся ее лечить. Через шесть часов она уже ходила босиком по сырой от дождя земле на виду у соседа.

Но, к сожалению, врачам доказать свою правоту Иванов так и не смог. Из Луганска вернулся домой в Сулин. Однако, и там его встретил холодок непонимания и осуждение со стороны жены и ее родственников. На работу нигде не брали. Полная безысходность.

Сидеть, сложа руки, не мог, уехал к дяде Ивану Потаповичу Кобзину в Красный Луч. В степи встретил нищего, отдал ему свою одежду и вновь оказался под градом осуждающих взглядов.

У него опускались руки. Не уйти ли в Польшу или еще куда, коль здесь он никому не нужен со своей идеей о жизни в природе? В Енакиево его застала гроза. В душе царило такое отчаяние, что он стал просить природу убить его молнией. Прошел через весь город, вышел за околицу и только тогда опомнился: куда же он идет? „Нет, это моя страна, в ней мне и жить“. Только так подумал — ливень кончился, выглянуло солнышко.