Лидия Богданович - Записки психиатра [litres]

— А мы без воды… это здоровью куда полезнее.

«Аполлон» поспешил выпить третью чарку и затем произнес речь, в которой опроверг «вред алкоголя».

— Я ежедневно перед обедом выпиваю одну рюмку водки и со мной, как видите, ничего дурного не происходит… Наоборот, все мои товарищи говорят, что это полезно — улучшает аппетит…

— Ты выпил сегодня три… — засмеялась Аня.

— За тебя, Анюточка, я выпью и четвертую…

«Аполлон» потянулся к графину, но в это время сестра вступила в права хозяйки и, завладев сосудом, скрыла его на подоконнике за занавеской с красными петушками.

Нельзя было более наглядно подтвердить мнение, что алкоголь не приносит вреда здоровью, тем более что защитник этой теории имел такой цветущий, здоровый вид. Все же я привела из истории примеры того, как губили свои таланты и здоровье пьющие…

Вскоре мне предстояло уехать из Крыма. Мой отъезд «Аполлон» отметил «мускатом» и «горилкой». Снова в той же компании мы сидели в маленьком солнечном домике. От второй рюмки вина я и Аня отказались. «Аполлон», выпив «вторую чарку горилки», взял скрипку и начал играть.

Ароматный теплый вечер, шум моря и дивные звуки скрипки — все слилось в одну прекрасную симфонию счастья. Я забыла, что вокруг люди… В заходящих лучах солнца глаза Ани искрились теплыми огоньками. А Мария Даниловна притихла, даже побледнела и задумалась. Где мы? Что произошло? — опомнилась я, когда замерли последние звуки скрипки.

«Аполлон» уже положил на стол свой инструмент и вытер платком лоб.

Скромная Аня вдруг рванулась к нему. Забыв о нас, о целом свете, она обняла его и прижалась головой к его широкой груди. Слова казались лишними. Я пожала его большую теплую ладонь.

— Ну, как с таким братом не выздороветь? Как свадьбу не сыграть? — говорила Мария Даниловна с порозовевшим от лихорадочного румянца лицом и стала собирать вечерний чай.

Прощаясь со мной в этот вечер, «Аполлон» радостно улыбался.

На следующий день я покинула благодатный берег Крыма.

Мы обещали писать друг другу, но за множеством дел и забот так и не собрались.

Спустя несколько лет на бульваре Москвы я встретила Аню с трехлетним ребенком. Она радостно меня обняла и начала рассказывать обо всем, что произошло с момента нашей разлуки — о ее замужестве с «Аполлоном», о ребенке, о счастье… Вдруг искорки, вспыхнувшие в голубых глазах Ани, померкли, и она замолчала. Мы прошли с ней в отдаленный уголок бульвара и присели на скамью.

Теперь я увидела, как Аня исхудала, побледнела и, видимо, что-то хочет, но не решается мне сказать.

— А Мария умерла, — сказала она вдруг и, как ребенок, всхлипнула.

Ее маленькая дочка прижалась к ней и тоже всхлипнула…

— Иди, Нина, поиграй!.. Я нарочно… — сказала она, проглотив слезу.

Дочь вяло играла в песке, а мать говорила:

— Не то… не то я говорю… я о нем вам сказать хочу… Поженились мы… Такое счастье было! Он играл, все рукоплескали, а я… Я хотела кричать: он мой! Только мой! Не крикнула я… Заплакала от счастья… А сейчас ведь он гибнет!

— Болен?!

— Нет, пьет…

И Аня с горечью рассказала мне, как постепенно, начав с рюмки вина перед обедом, «Аполлон» сильно запил после смерти Марии Даниловны.

— На нервной почве, — говорила Аня, — у мужа появилась дрожь в руках: пальцы не попадали на струны, он обливался потом, не владел струнами… Пришлось ему оставить симфонический оркестр… Теперь играет на кларнете в духовом…

Аня радушно звала меня зайти к ним. Я пообещала, да так и не зашла. Помешал отъезд в командировку…

Прошло еще несколько лет. Я была на дежурстве в психиатрической больнице.

— Ну, доктор, нового гренадера привезли! — посмеиваясь, сказал фельдшер. — В ванной чуть всех не раскидал. Силища богатырская. С великим трудом утихомирили…

— Больной принял ванну?

— Да.

— Приведите…

— Можно.

В дверях ванной комнаты показался широкоплечий мужчина. Он шел, пошатываясь, прислушиваясь, и, видимо, под влиянием страха сделал несколько шагов назад. Затем остановился и, подкравшись, что-то поймал на стене. В полусвете трудно было разглядеть его лицо, но фигура показалась мне знакомой. Тонкий профиль воскресил в памяти образ «Аполлона».

От телефонного звонка он сильно вздрогнул. Руки его заметно дрожали. Не здороваясь, он грузно сел в кресло и хриповатым голосом сказал;

— Выпить бы…

— Воды?

— Водочки…

Заискивающее хихиканье резнуло слух. По-видимому, мой старый знакомый меня не узнал, но он понимал, что перед ним врач.

— А где ваша жена? — спросила я.

— В родильном доме… Сынка ожидаю… — равнодушно ответил он.

Когда-то красивое лицо «Аполлона» теперь побурело, стало землистым. За отечными вспухшими веками почти не было видно глаз. Он постарел, обрюзг. Капли пота стекали с высокого бледного лба.

Медицинская сестра поднесла ему стопочку бехтеревской микстуры, уверяя, что это водка.

Не замедлив, он выпил, видимо, не понял вкуса, крякнул и попросил закусить. Санитар дал ему бутерброд; «Аполлон» ел и, довольный угощением, шутил, и даже пробовал рассказать не совсем приличный анекдот. Недосказав анекдота, к чему-то прислушался и, погрозив в пустой угол пальцем, съежился.

— Вам холодно? — спросила я.

— Да, морозит как будто…

Запах алкогольного перегара пахнул мне в лицо. Дрожащими руками больной неправильно застегнул халат. Ему не сиделось. Внезапно зрачки его расширились от ужаса. Он шарахнулся в сторону, но, очевидно, под влиянием принятого лекарства вскоре снова немного успокоился, и я смогла приступить к обследованию моего нового пациента.

Больной не мог назвать района Москвы, где находился. Не знал числа и месяца. Отвечал на вопросы охотно, но был тревожен, часто оглядывался. Сознавал свою вину перед женой. Один раз, вспомнив о ней, всплакнул. Во время разговора несколько раз сердился за то, что никак не мог сосредоточить внимания на заданном мной вопросе. Пощупав пульс, я отметила сердечную слабость и назначила сердечные капли. К вечеру температура у «Аполлона» поднялась, тревога и напряжение усилились настолько, что его пришлось перевести в беспокойное отделение. К утру состояние ухудшилось, он то вскакивал и со страху порывался куда-то бежать, то с беспокойством заглядывал под кровать, ловил что-то на своей одежде или испуганно и виновато прислушивался к бранным словам, которые якобы «доносились» с разных сторон. Повышенная температура и беспокойное состояние держались несколько дней. Это была так называемая белая горячка.

Надо было быстрее начать серьезное лечение. Больного тщательно осмотрел терапевт, были проделаны все анализы. Оказалось, что могучий организм музыканта сильно поврежден алкоголем. Просвечивание грудной клетки подтвердило, что сердце увеличено, мышцы его не по возрасту дряблы, расширены кровеносные сосуды. Было установлено начало тяжелого заболевания печени, которая намного выступала из-под ребер. Малейшее прикосновение к ней вызывало резкую боль.