Петр Царфис - Записки военного врача

Горько было глядеть на эти пути-дороги, горько, но не безнадежно. Наши войска не были разбиты в жестоких боях, не считали себя таковыми и имели на то право, сколь бы тяжко ни приходилось им в те дни. Они отступали, упорно и обдуманно обороняясь. И отходили, как правило, по приказу командования, то есть с трезвым учетом плюсов и минусов, в порядке осуществления определенных маневров. И их мужественное самообладание, способность сохранять присутствие духа и в наиболее критических ситуациях находили одно из наглядных воплощений в организованности медицинского обеспечения боевых действий.

Медицинские учреждения двигались вместе с войсками. На полуторках везли свернутые палатки, комплекты медицинского оснащения, носилки, ящики с инструментами, лекарствами, перевязочными материалами. Отдельно везли раненых, получивших первую помощь.

В условиях маневренных боевых действий, которые вели тогда войска Юго-Западного фронта, обстановка менялась часто и быстро. Но какой бы огненный шквал ни поднимался кругом, о раненых мы не забывали. Выносить их с поля боя было законом для нас. О защитниках Родины, пострадавших на поле брани, медики заботились прежде всего, порой жертвуя собой ради их спасения.

Так поступил, например, Василий Крошеница, санитар дивизионного медицинского пункта, в котором я служил в начале войны. То был обаятельный человек, высокий, крепкий, лет 26—27 (потому, к сожалению, не знаю его отчества), с горячими черными глазами. Он был отважен, любил людей и делал свое благородное и опасное дело мастерски. Помню, как удивительно бережно и осторожно переносил он раненых с носилок на операционный стол. Нетрудно понять, что почувствовал этот богатырь с сердцем ребенка, когда увидел, что к медицинским палаткам, где находилось около 100 раненых, устремился фашистский танк, прорвавшийся через линию обороны наших войск. В эту минуту из палатки выходила за водой хирургическая сестра. Увидев приближающийся фашистский танк, она в ужасе закричала. Встревоженный, я выбежал за ней и тут увидел Крошеницу с гранатой в руке. Впившись глазами в черное чудовище с белыми крестами на боках, он бросился на землю и быстро пополз ему навстречу. Через несколько секунд раздался взрыв, и танк загорелся.

Мы кинулись к Василию Крошенице. Израненного и контуженного, отнесли героя в медицинскую палатку, сделали все, что только могли, для его спасения. Но все было тщетно: он умер, не приходя в сознание.

Василий Крошеница остался навсегда в нашей памяти таким, каким жил, — прекрасным человеком, достойным сыном своей великой социалистической Родины.

Да, войн не бывает без жертв, таковы они по природе. А войны, развязанные империализмом, наиболее бедственны и кровопролитны, поскольку неизменно носят агрессивный характер, преследуют антигуманные цели и ведутся, особенно в нынешний век, средствами массового человекоистребления.

Медицинские работники, находившиеся рядом с воинами передовых частей Красной Армии, сражавшимися против фашистских захватчиков и героически защищавшими свободу и независимость советских людей, социалистического отечества, брали с них пример и так же самоотверженно старались выполнить свой долг, спасая раненых. Они вели в беспримерных масштабах неустанную, всестороннюю борьбу со смертью, витавшей на полях сражений. Врачи еще только приобретали опыт работы во фронтовой обстановке, а она была весьма неблагоприятна для налаживания медицинской службы. Первичная хирургическая обработка и все прочее, необходимое при тяжелых ранениях, требуют, по давним представлениям, госпитальной обстановки, возможной лишь в тылах. Однако летом сорок первого действительность неоднократно вынуждала нас отступать от таких канонов, затверженных на институтской скамье, и во имя спасения людей, активной защиты бойцов от смерти незамедлительно осуществлять хирургическое вмешательство и в медицинской палатке, и в полуразрушенном доме под обстрелом врага.

В пристанционном поселке, на окраине которого гремел затянувшийся бой, мне пришлось жарким июньским днем сделать четыре ампутации — другой меры для спасения четырех человек, увы, не имелось. Раненые перенесли операцию вполне благополучно, что подтвердило, как я узнал позже, дальнейшее лечение (одного из этих моих пациентов я случайно встретил после войны). Но тогда нужно было еще обеспечить им возможность такого лечения. И вот назавтра, чуть свет, подвезли их к железнодорожной станции и уложили вместе с другими ранеными, подвергнутыми хирургической обработке, в так называемую санитарную летучку, состоявшую из ряда товарных вагонов с нарами. Сопровождаемая медицинскими сестрами, она вскоре отбыла в тыл к ближайшему госпиталю.

Оставлять раненых, тем более перенесших тяжелую операцию, в неблагоустроенном помещении медсанбата, куда меня за это время перевели, никак нельзя было. Поблизости вели огонь наши орудия. Им отвечала вражеская артиллерия. Рядом догорал и рушился большой дом. Дым от этого пожара тянулся в нашу операционную, к лежавшим раненым. Словом, все шло к тому, что пора было вновь сниматься с места. Так уж складывалась обстановка, что на Юго-Западном фронте наш медсанбат задерживался тогда на одном месте в среднем два-три дня. А функции свои мои коллеги выполняли при этом исправно, обслуживали почти всех раненых.

На путях-дорогах от одного боя к следующему, от одних месторасположений к другим пришлось увидеть и пережить многое.

Болью в сердце отзывалась тревога, с какой глядели нам вслед жители разных селений и городов родной моей Украины, когда мы проезжали мимо них на военных грузовиках. Стояли пригорюнившись у своих домов старики и женщины с детьми и как бы спрашивали нас безмолвно: «Уходить с вами или оставаться, ждать, когда воротитесь? Что делать, как быть?» А что мы могли ответить в ту пору? Разве то, что вот думаем, верим, готовится могучий встречный удар, он остановит захватчиков, а потом вышвырнет их вон из Советской страны, да только когда это грянет, неведомо покуда нам самим…

Но эти вопросы, терзавшие души многих, не остались, конечно, без ответа в партийных и государственных документах, обращенных к народу.

В первые дни июля мы увидели двигавшиеся на восток вдоль одной из главных магистралей тех мест огромные толпы беженцев, покинувших родные места, которым грозила оккупация фашистов. Обессиленные, голодные, они упрямо шли и шли, кто с вещами, кто без них, ведя за руки детей. По обочинам вперемешку с раздувшимися трупами лошадей и коров лежали убитые во время недавнего налета авиации гитлеровцев мирные люди. Фашистские асы буквально охотились за каждым человеком.

И все же «добровольно эвакуируемые», как аттестовали себя беженцы, решительно продолжали свой путь. На машинах нашего медсанбата были мешки с сухарями, и мы делились ими с этими несчастными, измученными, дорогими нам соотечественниками.