Виктор Смольников - Записки Шанхайского Врача

В тот день, когда Советский Союз объявил войну Японии, во двор Общества граждан СССР въехал японский военный грузовик. Навстречу ему вышел секретарь общества Виктор Рублев, прекрасно говоривший по-китайски и по-японски. Из машины выскочил японский лейтенант и сказал, что генерал такой-то любезно прислал перевязочные материалы и медикаменты для советских граждан, так как японцы Шанхая никогда не сдадут. Шанхай будет вторым Сталинградом. Рублев, проживший всю жизнь в Китае и привыкший к китайским церемониям и японской вежливости, всегда говорил спокойным, мягким голосом. Он вежливо спросил, знает ли уважаемый господин лейтенант, что СССР объявил войну Японии и наши войска уже в Манчжурии. Лейтенант обалдело посмотрел на Рублева, вскочил в грузовик и быстро уехал вместе с подарками.

Некоторые хозяйственники говорили, что Рублев поступил неправильно. Надо было весь перевязочный материал принять, а о войне лейтенант мог бы узнать и у себя в казарме. Впрочем, у хозяйственников другой точки зрения не могло и быть. Но, скорее всего, все кончилось бы тем, что вслед за лейтенантом приехали бы японские солдаты, чтобы расстрелять Рублева, забрать свои вещи и разрушить советский клуб.

Идея «второго Сталинграда» за время войны распространялась в Шанхае дважды: один раз японцами - «японский Сталинград», а позже, в 1949 году, гоминьдановцами, то есть чанкайшистами, - «гоминьдановский Сталинград».

Японцы, готовясь ко «второму Сталинграду», прямо на тротуарах городских магистралей, рядом с заборами рыли окопы глубиной метра в полтора. Многочисленное китайское население использовало их в качестве общественных туалетов. А так как в Шанхае часто идут дожди, то читатель легко может себе представить, какой вонючей жижей довольно быстро наполнились эти окопы.

Жертвой этого японского «второго Сталинграда» стал всего один человек: мой друг, доктор Ганс Данцигер. Сейчас ему семьдесят лет, он живет с семьей в Канаде и, наверное, с ужасом вспоминает ту кошмарную ночь.

Данцигер, блестящий врач, был тогда молодым человеком, лет тридцати пяти, но совершенно лысым. Он уверял меня, что в студенческие годы имел чудные кудри и его везде принимали за Шуберта. В компаниях он был очень общительным и веселым, его любили все. Однажды Данцигера пригласили на русскую свадьбу - выходила замуж какая-то русская медсестра из «Кантри Гос-питал». Он отправился в гости в сопровождении польской акушерки и русской медсестры из той же больницы. На свадьбе много ели, много пели, а главное - много пили, а пить в те годы Данцигер умел. Часа в два ночи вместе со своими спутницами он отправился домой по главной улице французской концессии. Из-за военного времени в городе было полное затемнение, и они, маневрируя между окопами, для равновесия держались за заборы. Случилось неизбежное: сначала в окоп упала польская акушерка, на нее - Данцигер, а сверху - русская медсестра. Приняв зловонную ванну, все трое быстро выбрались на тротуар, но Данцигер в этой жиже потерял свои очки. Они были в золотой оправе, но не золото было причиной его дальнейших действий. Сильно близорукий, он вообще ничего не видел без очков. Как человек мужественный Данцигер храбро бросился в пучину, долго барахтался там на четвереньках, но очки нашел. Когда он выбрался из канавы, все трое отправились домой к польской акушерке. Дамы сразу же удалились в ванную комнату, помылись, надели чистые халаты и вышли свежие, как розы. Но что было делать с Данцингером? Его новый белый летний костюм стал какого-то зеленовато-желтого цвета. Сначала дамы оттирали его мокрыми полотенцами с мылом - ничего не получилось. Переодеться в зеленое дамское платье Данцигер наотрез отказался. Тогда польская акушерка взяла флакон с духами и вылила его на пострадавшего. Тоже умница! Если бы она знала, какую медвежью услугу оказывает ему! Домой Данцигер шел пешком: никакого транспорта ночью в то время не было. Жил он в другой части Шанхая и явился домой на рассвете, в костюме странного цвета, с запахом чужих женских духов и еще чего-то подозрительного... После этого эпизода жена не разговаривала с ним целый месяц.

Объявление об окончании войны застало меня на главной улице французской концессии авеню Жоффр, по которой я проезжал на своем велосипеде. Улицу заполнила разношерстная толпа - японцы, китайцы, европейцы. Полиция перекрыла в городе движение, и я слез с велосипеда... Из динамиков, установленных на всех перекрестках, гремел голос, говоривший по-японски. После речи заиграл японский гимн, все японцы повалились на колени и прижались лицами к тротуару. Затем кто-то снова заговорил. Это был Хирохито, приказавший всем своим соотечественникам, где бы они ни находились, прекратить сопротивление. Так я узнал о конце войны.

В дневнике у меня есть запись от 12 августа 1945 года: «—10-го августа ночью шанхайцы узнали о капитуляции Японии. Русская колония буквально сошла с ума. Не обошлось, конечно, и без хулиганства. Группа энтузиастов раздела догола японского жандарма».

На другой день, стоя на крыше монастыря, я вдруг увидел низко летящий американский Б-29. Никогда до сих пор мы не видели таких гигантских самолетов, и он казался чем-то сказочным. Это был первый американский десант, прибывший разоружать японцев.

Японцы быстро покидали Шанхай: перевозили артиллерийские снаряды из высотных домов, выводили войска. Я видел, как через всю территорию французской концессии шла какая-то японская воинская часть. Солдат было много, все без оружия, офицеры без мечей. Мне запомнилось лицо молодого офицера с черной бородой. Он шел, глядя прямо перед собой, и на лице его было написано страдание.

Японцы сдавались молча, без единого инцидента. Мне пришлось выехать из женского монастыря, и я временно вернулся в монашеский дом на Нанзингроуд. Моя спальная большой раздвигающейся дверью отделялась от аудитории, которая пустовала всю войну, а теперь неожиданно оказалась переполненной. Я невольно слышал все, что там происходило. В аудитории собрались японские католики, и к ним обращался американский священник. Он говорил об опасности коммунизма и о том, что с Советским Союзом придется бороться и, конечно, мощные США победят, так как бог именно на их стороне.

На улицах Шанхая появились американские солдаты и гоминдановские части, а также американская военная полиция в белых касках. Один такой блюститель порядка зашел в иностранный магазин на авеню Жоффр и, наведя дуло револьвера на кассиршу, ограбил кассу. Война окончилась. Снова начиналась эра западной цивилизации.

Во время войны в конце ноября 1943 года в Каире имела место встреча представителей трех держав: Китая (Чан Кайши), США (Рузвельт) и Великобритании (Черчилль). СССР не принимал участие в Каирской конференции, но был поставлен в известность обо всем, что там происходило. На конференции рассматривались вопросы о возвращении Китаю территорий, захваченных японцами (например, острова Тайвань), а также об упразднении права экстерриториальности для иностранцев и о ликвидации концессий в Китае. Собственно говоря, именно на этой конференции и решился вопрос о будущем международного сеттльмента и французской концессии в Шанхае. Мне неизвестно, знали ли об этом иностранцы, сидевшие в шанхайских лагерях, я что-то не помню разговоров на эту тему с моими пациентами, и в дневнике у меня по этому поводу нет никаких записей. Наверное, не знали. Но судьба иностранного Шанхая была решена.