Виктор Смольников - Записки Шанхайского Врача

Все солдаты перемешались и никто не слушался... Кое-как мы рассортировали всех вояк (Прелестная сценка! Заморские черти рассортировывали китайских солдат, -В.С.), каждый майор побеседовал со своими солдатами и убедил их, что сопротивляться ни к чему. Все три майора собрались у нас в комитете, и мы с большим трудом договорились по телефону, чтобы встретиться на Хо нон роуд для переговоров о перемирии и сдаче оружия. От нашего комитета на встречу отправились два представителя, а вместе с ними один майор с белым флагом. Стрельба тем временем продолжалась. Наша делегация далеко не ушла, поскольку ее остановили гоминдановцы, пригрозив перестрелять всех, кто пойдет дальше. Вернувшись обратно, опять начали звонить по телефону. Ночью добились согласия НОА не применять тяжелых орудий. Тут пошел дождь, • и все гоминдановские солдаты спустились с крыши на седьмой этаж, так как у них не было зонтиков. А кто же без зонтиков воюет?! Стало темно, все устали, но некоторые энтузиасты все еще продолжали стрелять. Часам к десяти вечера наконец договорились прекратить стрельбу и решили, что утром наши три майора выведут строем свои войска сдаваться с белым флагом, но с почетом и помпой, потому что представители НОА обещали всех взять в свою армию, сохранив им чины. Все обрадовались. Мы организовали кухню, чтобы накормить солдат. Разделили их на три группы и разместили на разных этажах - седьмом, шестом и первом. Солдаты сели есть, а мы с майорами пошли в комитет. Пока мы там пили виски, прибежал один из наших патрульных с криком, что пришли коммунисты. Я побежал на седьмой этаж и увидел, как пять солдат и офицер НОА спокойно и мирно обезоруживают гоминдановцев, которых было там сто двадцать человек. Дело в том, что, пока мы пили виски, части НОА вошли в здание и начали разоружать врагов, но только успевших уже поесть, а ожидавшим своей очереди было сказано: сначала поешьте - мы подождем. Наши три майора, конечно, встали на дыбы. У них больше не было войска, с которым они могли бы выйти строем, чтобы сдаться. В это время вошли три солдата НОА, которые хотели взять наших майоров под арест. Мы объяснили им положение, они отдали честь и ушли. На следующий день все ждали представителей НОА, чтобы сдать им наших героев, но никто не явился, и только на третий день после трех часов переговоров за ними приехали».

В дни битвы за Шанхай британское генконсульство открыло свою радиостанцию и передавало местные новости и сообщения для населения. Когда бои шли уже в самом городе, британский генеральный консул выступил по радио и сказал: «Сделайте эту среду воскресеньем и не выходите из дому без особенно важных причин». А до его выступления англичане поставили популярную в то время пластинку «Я всю ночь не мог сомкнуть глаз». На следующий день английскую радиостанцию закрыли новые власти.

В первые дни после установления нового режима иностранная колония Шанхая не почувствовала никаких политических перемен. НОА начала вести борьбу с инфляцией. Купцы бросились спекулировать товарами первой необходимости и продуктами питания. С этим коммунисты справились очень быстро: они расстреливали спекулянтов. Очень часто можно было увидеть закрытые лавки, а на досках большие листы бумаги со списком расстрелянных лиц (фамилии были обведены красными кружками). Я видел, как по главной улице сеттльмента тихо шли грузовики, в них стояли на коленях китайцы в белых халатах (у китайцев белый цвет - цвет траура) с завязанными за спиной руками. Их везли через весь шестимиллионный город к месту казни - на расстрел.

Из Шанхая уезжало много китайцев. Богатые стремились попасть в Гонконг и Макао. Дома продавались за бесценок. Город бурлил. Но «бурлили» не все. Как-то на углу я столкнулся с пожилым англичанином, который стоял на перекрестке двух улиц в тропическом шлеме (они давно вышли из моды), с трубкой в зубах, в шортах. Мы разговорились. Он уже вышел в отставку, прослужив около тридцати лет в какой-то английской фирме. Я спросил его, куда он думает податься. Он посмотрел на меня с удивлением и сказал: «Никуда. Я так долго прожил в Шанхае, что решил остаться здесь». - «Ну а все эти перемены?», - спросил я. - «Нонсенс. Ничего не изменится. Все вернется к старому».

Именно эта психология «неприятия изменений» в большой мере, мне думается, определяла политику англичан в Китае. Они не верили в китайские перемены так же, как не верили в Октябрьскую революцию.

Начались воздушные налеты на Шанхай. Гоминдановские самолеты почти беспрепятственно летали над Шанхаем и бомбили то, что им было нужно - в основном, окраины города, где находились заводы. Авиация и зенитная артиллерия у НОА были слабы и не могли обеспечить безопасность города. Многие жители Шанхая всерьез опасались возможных воздушных атак.

Так, Гай Уильямс, муж нашей секретарши Пегги, служивший в большом английском концерне Азиатской нефтяной компании, не раз говорил мне, что боится окна в своем кабинете. Он работал в большой комнате, где стояло несколько письменных столов. Его стол располагался перед окном с видом на реку, а стекло было во всю ширину комнаты. «Это настоящее море стекла», - повторял он. В конце концов он велел поставить между столом и окном большой сейф. Не прошло и недели, как средь бела дня два гоминьдановских самолета подлетели с запада к набережной и сбросили в реку несколько бомб. У домов, стоявших на набережной, от взрывов вылетели окна. Здание Азиатской нефтяной компании находилось очень близко от того места, где упали бомбы. Окно в кабинете Уильямса разлетелось на мелкие куски, а его спас сейф. Наше здание находилось через три-четыре дома от этой компании, тоже на набережной. Во время налета я был в кабинете. Я услышал взрывы, звон стекла, и на мой письменный стол полетели мелкие осколки. Окно прикрывала лишь соломенная занавеска от солнца. В ней я нашел осколок снаряда, еще горячий, он застрял в соломе.

Потом китайские коммунисты обратились за помощью к СССР. В Шанхае появились советские военные - в защитной форме без знаков различия. Они наладили противовоздушную оборону Шанхая, и когда был сбит первый гоминьдановский самолет, налеты прекратились.

Придя к власти, Мао Цзэдун объявил компанию по «промыванию мозгов», что-то вроде «три за и пять против», не помню, иностранцев она не касалась. Это странным образом сочеталось с решением Мао о создании национальной буржуазии. Речь шла о привлечении в страну капитала китайцев, живших за рубежом. В журналах печатались лирические цветные фотографии таких «национальных буржуев», вернувшихся в Китай: красивьИ виллы, сады, детишки катаются на трехколесных велосипедах. Фабрики частных владельцев забирало государство, но самих владельцев назначало здесь же управляющими с большой зарплатой. Одновременно натравливали рабочих на интеллигенцию. На предприятиях и в учреждениях города проходили митинги. В большой английской больнице для китайцев (больница св. Елизаветы) на митинге служащие постановили посадить всех врачей в клетки и провезти их в таком виде по городу, чтобы показать свое презрение к буржуазии. Но в это дело вмешались власти, и спектакль был отменен.