Виктор Смольников - Записки Шанхайского Врача

Аллергия - причудливая болезнь, ее могут вызвать самые неожиданные причины. Я знал человека, у которого начиналась экзема, если он ложился спать на тонкую плетеную из соломы подстилку: такие подстилки летом в Шанхае кладут поверх постельного белья - спать прохладнее.

Еще у меня был пациент-англичанин, страдавший бронхиальной астмой. Для ее лечения были испробованы все известные в то время средства - безрезультатно. Тогда я решил назначить ему французский коньяк. Две столовых ложки коньяка снимали ему удушье уже через пять минут. После этого он жил только на коньяке.

Другой мой пациент, тоже астматик, мог жить лишь после внутримышечного введения раствора адреналина в масле. Это давало ему облегчение на шесть-восемь часов. После одного такого укола он умер.

А один русский больной не переносил обыкновенный лейкопластырь. У него был маленький фурункул на лбу, и я сказал сестре, чтобы она смазала прыщик йодом и налепила сверху полоску лейкопластыря. На утро вокруг этой полоски у него вздулся весь лоб.

Ко мне привезли грузина по фамилии Микеладзе. У него были переломы чашечки правого колена, трех ребер с левой стороны и каких-то костей указательного пальца на правой руке. Я обработал ему ссадины на груди, заклеил лейкопластырем, а потом стал накладывать гипсовые повязки на колено и палец. Он запротестовал: «Гааспадин доктор, на палец не накладывай. Я не перенесу. Это стесняет мою свободу». Я его не послушал и наложил гипс вокруг дощечки, поддерживающей палец. На другой день у него палец вспух так, что мне пришлось срезать повязку по кусочкам. Его палец не переносил ограничения свободы!

А переломы Микеладзе получил следующим образом. Он пошел к своему другу-грузину, содержавшему кондитерскую, в которой работали шесть русских продавщиц -молодых девиц. Там он поссорился со своим приятелем и сказал ему что-то такое, от чего тот схватил обрезок водопроводной трубы - в кондитерской шел ремонт радиаторов - и сломал ему ребра, коленную чашечку и палец. Русские продавщицы остановили драку, когда хозяин кондитерской собирался ударить Микеладзе по голове. На другой день мне позвонил человек с ярко выраженным грузинским акцентом. «Доктор, — сказал он, — говорит одно заинтересованное лицо. Как дела у Микеладзе?» Я ответил, а потом как-то спросил у одного моего пациента-грузина, что могло вызвать такую яростную реакцию у кондитера. Тот подумал и сказал: «А знаешь, может быть, он назвал его армянином».

Я не понимаю, почему мы должны относиться иронически или откровенно насмешливо, или с нетерпением, или со злобой к старческому слабоумию? Ведь это состояние ждет практически каждого из нас. Атеросклероз мозга не щадит никого — ни идиота, ни гения. Просто некоторым людям удается умереть раньше его наступления. Я также не понимаю, почему медицина описывает это состояние в учебниках по психиатрии. Ведь это не болезнь, а нормальное состояние для старческого мозга. «Второе детство», мне думается, более справедливый термин.

Американское генеральное консульство в Шанхае закрылось, кажется, сразу же с началом Тихоокеанской войны, потом открылось после ее окончания, а затем снова перестало работать перед приходом армии Мао в Шанхай. А вот Британское генеральное консульство не закрылось при Мао и приняло на себя функции по защите интересов и американских граждан, оставшихся в Шанхае. При этом англичане взяли к себе на службу американца, я не помню точно его фамилии, может быть, Перри. Это был довольно полный невысокого роста человек всегда веселый, как и многие толстяки. Однажды он позвонил мне и попросил приехать к старушке-американке, которую нужно было поместить в дом престарелых, так как она сошла с ума. Она не буйная, но с ней живет десять кошек, поэтому соседи жалуются на страшную вонь и просят что-нибудь предпринять. Психбольниц для европейцев в то время уже не было, только еврейская община держала два дома для больных и престарелых людей и принимала в них иностранцев.

Я поехал по данному мне адресу. Старушка занимала одну комнату на первом этаже с дверью на веранду в большом трехэтажном доме. С веранды лестница вела прямо в сад. Это была довольно древняя старушка, но очень живая и приветливая. Одета она была в какой-то балахон или в ночную рубашку: дело было летом. Я прошел в ее комнату и чуть не задохнулся: атмосфера была пропитана кошачьей мочой. Кошки различных мастей прыгали по ее кровати, грязной до невероятности, а также лежали на веранде. На полу были расставлены блюдечки с молоком. Когда я сказал старушке, что ее хотят положить в больницу, где ей будет лучше, потому что там за ней будут ухаживать, старушка охотно согласилась и даже обрадовалась, но добавила, что поедет только со своими кошками, так как кошки без нее жить не могут. Я позвонил в один дом для престарелых, который находился в ближайшем районе, и сказал, что прошу одну койку для американской гражданки, платить за нее будет британское консульство. Затем позвонил толстяку, чтобы приезжал забирать старушку, но только с кошками. Американец расхохотался и ответил: «Ладно, я это как-нибудь улажу».

На другой день американец позвонил мне и спросил злым голосом, почему я не сказал ему, что есть два дома для престарелых у евреев (второй дом у евреев действительно был, но совсем на другом конце города, более часа езды на машине). «Я забрал эту старую дуру с ее вонючими кошками и повез через весь город в дом для престарелых, - возмущался он. - Там мне сказали, что они знать ничего не знают и просят меня убираться вместе со старухой и кошками. Тогда я вспомнил, что есть еще один дом и поехал туда. Там подтвердили, что вы звонили, но что о кошках ничего не знали. Вы что, нарочно это устроили, док? Старуху я положил, но кошек не взяли. Мне пришлось дать взятку китайцу-сторожу, чтобы он временно взял их себе. В общем, вся эта история сидит у меня в зубах. Гуд бай», - и он бросил трубку.

Есть ли врачебная интуиция? По-видимому, есть. Мой шеф, Бертон, готовил к операции одного английского пациента с хроническим аппендицитом и послал меня осмотреть его перед наркозом. Я сделал это после обеда в тот же день. У него был вполне компенсированный митральный стеноз (болезнь сердца), но вообще он был в хорошем состоянии, и с моей точки зрения никаких противопоказаний не было. Однако мне почему-то не хотелось давать ему наркоз, и я в тот же вечер сказал это Бертону. «Хорошо, - проворчал Бертон, - сделаю под местной анестезией».

На другое утро он и доктор Ие начали делать операцию под местной анестезией, а я сидел у изголовья больного и болтал с ним. Он рассказывал мне, как до войны ходил на своей яхте в Японию просто ради спортивного интереса и как это было прекрасно. Операция закончилась, небольшая банальная операция, и Бертон начал стягивать с себя хирургические перчатки. Ие марлевым валиком выжимал остатки крови из уже зашитой раны, прежде чем наложить повязку. В этот момент больной посинел, замотал головой и умер. Почему, неизвестно. Дай я ему наркоз, это и сочли бы причиной смерти, потому что операция была ерундовой.